Неделю назад мы начали публикацию личного дневника Нины Георгиевны Соловьевой, бывшего корреспондента козельской газеты «Вперед». Откровенный документ вызвал неподдельный интерес у читателей, причем по всей стране. На Дзен-канале газеты автора дневника за живой народный язык даже сравнивали с Василием Шукшиным. Интерес у читателей Нина Георгиевна вызывает не только из-за несомненного литературного таланта, но и как человек, которому вместе со всей страной пришлось пережить эти непростые послевоенные и оттепельные годы.
Надо сказать, что за эту неделю мне удалось кое-что разузнать про Соловьеву. Во-первых, ее последняя квартира находилась в Козельске по адресу Красноармейская, дом 2А. По тем обрывочным сведениям, которые мне удалось добыть, замужем она никогда не была, жила со своей мамой, с которой всегда была в теплых, близких отношениях.
После смерти мамы Нина Георгиевна осталась одна. Видимо, отчасти из-за своего одиночества, отчасти из-за проблем с ногой, которая ее сильно мучила, Соловьева часто ездила в санатории, подолгу лежала в больнице. В палатах и прошли последние дни ее жизни… После смерти хозяйки, ключ от квартиры соседи передали в домоуправление. Удалось выяснить, что когда работники коммунальной службы освобождали квартиру от старых вещей Соловьевых, предназначенную уже для новых жильцов, ими были найдены несколько толстых рукописных тетрадей, но взяли они почему-то только одну. Эта рукопись и оказалась дневником Нины Георгиевны. Возможно, со временем нам удастся найти и другие тетради нашей коллеги.
Начало записей и удивительная история обретения дневника нашим корреспондентом доступны здесь – Дневник козельского журналиста Нины Соловьевой часть первая.
Сегодня же мы публикуем продолжение дневника: голод, унижение, героиня покидает село, в котором живет с мамой, и едет в ближайший город Канск, чтобы поступить в техникум.
2 июля 1946 г.
Погода стоит дождливая, вот только два дня не было дождя. Дождя даже в избытке, а в России, говорят, засуха. Боимся, как бы картошки не начали гнить. Картошки у нас постепенно выпрямляются. А маку я насадила! Хожу теперь, любуюсь, как он цветет. Цветет разными цветами: обыкновенными белыми, розовыми, красными, только жалко махрового нет. Так что ситец такой пестрый расстелен. Говорят, здесь воруют. Подсолнухи еще не зацвели, но уже отдельные расцветают. Ем горох и бобы. Поспела давно земляника, сейчас поспевает клубника. Но мне в этот год ходить не приходится, очень боюсь застудить малярию, она мне тогда не даст никакого спасения. И в том дело, что потеряю год, а может быть, уже все проворонила. Сходить бы потом по чернику! Да нет, это несбыточно.
2 августа 1946 год
Сегодня пасмурная погода, моросит мелкий дождик. Холодно. Мама утром пошла в Дзержинск, и всё пешком топать 36 километров. Пошла с огурцами да с сырой картошкой. Хлеба нет ни крошки. Утром ходила занять муки у соседки, но разве здесь дадут! Такие люди, которые ничего не переживали, они и несознательные.
Мой день
Утром поели картошек с огурцами, мама собралась и ушла.
Я хотела замазать на потолке щель, из которой все время сыпалась земля. Да и вся-то изба никудышная, повсюду сыпется, везде протекает. Потом пошла на огород, дошла до конца, поела гороха и бобов. Пришла домой, еще ничего не прибрано, пошла под окна, накопала глины. С большим усердием и усилием влезла на чердак. Посмотрела, а там, как водится почти во всех сибирских домах, светит. Там посмотришь, сям, везде надо ремонт производить, плюнула, слезла. Прибрала дом.
Взяла кастрюлечку, пошла в огород за горохом. Есть охота. Думала, думала. Решила нарвать гороха и сварить. Рвала, да больше ела. Все зелень, да зелень, даже живот заболел.
Перемыла и начистила картошек, налущила гороху, наколола дров. Затопила на шестке, поставила варить, сама села писать в эту книжонку. Сварились картошки, намяла с молоком, наелась. Поспел горох, с молоком да с картошкой натолкла и опять наелась до отвала. Уже, по-видимому, вечер. Часов нет, солнышка нет, не знаешь сколько времени. Пришла Галя Акулова, просит газету, в которой какая-то консультация, не нашли. Пришел В., стал сидеть, читать, поговорили. Тоже хочет ехать куда-нибудь в техникум. Начистила картошек. Получила письмо от А.В., давно не писал. Почитала газету. Уже совсем темнеет. Пошел дождь. Хочу идти за водой, не могу найти замок. Искала-искала, наконец, нашла, сходила за водой. Наколола дров. Сходила за молоком. Пришла, поела и спать. Конец дня.
Недавно мама ходила в Дзержинск, в район за зарплатой и за мануфактурой, которую выделили всем-всем учителям. Пришла на третий день. Зарплаты не дали, ввиду того, что отпуск всего на неделю, потому что зачислена с 1 апреля. И зачем было ходить три раза в Канарай, хлопотать про техническую? Ходила пять раз, делала подворный обход, собирала учеников полоть. Сама сколько раз ходила, полола? А за что?!
Всем выделяли по две вещи: 4 метра мануфактуры или платье, или калоши, а нам дали только 2 метра какого-то гав-а барахла. Мама спрашивает, что, почему, жить как. Говорят, что о вас дело решалось на исполкоме. Подавились бы они несчастным куском! Поперек горла бы встал!
Поездка в Канск
Подсобрали все, денег своих 250 рублей и еще 100 рублей заняли, хлеба 2 булочки, сухарей. Собралась, в общем. Чемоданчик, одеяло сверху привязала к нему.
15 августа 1946
Поехала с отгрузчиками. Выехали часов в 10 утра. Приехали в Дзержинск к вечеру. Немного прихватил дождичек. Пришла к Зинаиде Инок., переночевала, высохла.
В дороге случилось несчастье, которое испортило все мое настроение: ехали по лесу, я как-то загляделась, мне деревом ноги прижало, да неудачно, за подметку. Подметку оторвало. Утром чуть свет пошла к Голякову, он ее подбил, 10 рублей содрал.
Пошла в больницу, там просидела, наверное, больше часа, взяла справку о состоянии здоровья. Зашла в милицию. Там заговорила с Нюрой Ребровой. Стала машину ждать. Позвали обедать на станцию. Не хотела идти, стыдно, а голод не тетка – пошла. Пришла как раз вовремя. Поговорила с мамой по телефону. Мама говорит в Рыбинск не ездить, а устроиться в Канске. Пришел вызов в техникум Ивантеевке. Пишут, что б приезжала. Только ушла – и машина. Села. Народу, что сельди в бочке. Не повернуться, ни ноги протянуть. Едим на чурочках.
Проезжали очень красивые места. Ехали по объездной дороге. И все по восточной стороне горы и горы. В одном месте с гор ключи бегут. Там люди из окрестной деревни воду исключительно из ключей берут. Реки нет. Живописно. Ехали мы, ехали, буксовали мы, буксовали, наконец, подъехали к Канску. Уже вечер, больше восьми времени. Я не знаю, что мне в дальнейшем предпринимать, куда идти? Абсолютно незнакомый город. Да он ведь и немаленький! И все, со мной едущие люди сразу поедут в Красноярск. Спрашиваю об улицах, адресах. Приехали. Высадили нас, не доезжая моста, в самом начале Канска. Ходила-ходила, сначала шла со своими людьми, приехавшими. Потом ото всех отстала. Зашла к чужим людям, переночевала. Проснулась не рано. Спросила, где находится техникум. Пошла туда. Директора нет. Сказали в бухгалтерии: прийти после.
Продолжение следует…
Ваш комментарий будет первым