Каждый житель нашего района и каждый паломник или турист, конечно, видел деревянные резные стелы «Козельское лесничество», как видел деревянные облагороженные беседки вдоль дорог. И щиты с фотографиями лесников. Те, кто повнимательнее, кто любит смотреть вглубь, замечал и лесосеки – посаженные ровными рядками деревья, прорытые тут и там минполосы, если по-простому, длинные канавки, которые спасают будущие леса от пожаров. Все это есть у нас в районе во многом благодаря одному человеку – Василию Тимакову, на сегодняшний день уже бывшему директору лесхоза, но бывших в лесу не бывает…
«Всю жизнь наш лесхоз был один из лучших»
Мы в поселке Лесной городок. Здесь в начале 19 века находился первый в России Лесной институт, потом его перевели в Санкт-Петербург. Двухэтажное здание учебного корпуса еще какое-то время сохранялось, теперь и от него остался лишь фундамент. И если бы не Тимаков, то и никто бы уже не помнил, что под Козельском начали обучать российских лесоводов. Василий Иванович в бытность директором лесхоза (теперь предприятие называется лесничеством) место это решил увековечить. Поставил памятный знак, облагородил, конечно же, высадил по периметру деревья. «Все это – мое творение, хотелось увековечить место лесного института», – замечает Тимаков. Теперь Лесной городок видит каждый, кто едет через Сосенки в Слаговищи. Но точно не каждый испытывает здесь то, что чувствует Василий Иванович, человек, который отдал службе русскому лету без малого полвека.
– Василий Иванович, теперь Вы на пенсии, пора прощаться с лесом? – спрашиваю Тимакова. Он ненадолго задумывается, потом улыбается, а потом на его глазах проступают слезы. И дальше звучит монолог, который по силе может сравняться с монологом из какого-нибудь фильма. Но перед нами не актер, и то, что он говорит – это его реальная жизнь, его радость и его боль.
– Я даже не представляю, как с ним прощаться, я не могу проститься с лесом. Наоборот, я с ним хочу быть до последних дней своих. Я отдал всю жизнь этому делу, пусть он растет и радует всех жителей нашей страны, дает благо. Правительство приняло убийственный Лесной кодекс, по которому леса отдали в псевдоаренду, будем говорить так, в безвозвратную аренду. Но надо сделать так, чтоб относились к лесу снова как положено, чтобы вернули лесоводов, чтоб отрасль снова возрождалась, и тогда будет спокойно в лесу, и лес у нас будет расти. Вот такое пожелание я бы дал. А сегодня, конечно, смотреть на это…
Тут Тимаков молчит, отворачивается, в глазах его по-прежнему соль, но Василий Иванович находит мужество, чтобы снова вернуть себе улыбку.
– Приятно мне, – продолжает он, – что не зря жизнь я прожил, относившись к лесу добросовестно, и коллектив наш замечательный, и всю жизнь наш лесхоз был один из лучших, и я рад, что и сегодня он находится в этом числе.
Когда Тимаков говорит про один из лучших, он, конечно, вспоминает 2006 год. Санкт-Петербург, сцена Мариинского театра… Директор лесхоза из далекого Козельского района находится здесь на международном форуме, вместе с ним – представители других лесхозов со всей страны, а их более 1700. И вдруг на легендарную сцену вызывают Тимакова!
– Я в Ленинграде-то никогда не был, а тут Мариинка, и мне на сцене вручают ключи от машины и знак лучшего лесхоза России! Это что-то ведь значит?
Теперь тот диплом, по-настоящему исторический, находится в музее леса на Лесной улице. Музей этот Тимаков практически сделал своими руками, все, что в нем есть – его инициатива, его забота. Просто потому, что сохранять – это в ДНК дважды заслуженного лесовода России. Все, кто придет в музей «Лесные истоки», выйдут отсюда уже другими. Перед ними откроется малоизвестная, но, как и многое в России, волнующая и трагичная история.
Наполнена драматичными перипетиями и история самого Тимакова.
«А он мне и предрек тут – ничего, не робей, будешь директором»
“В моем роду лесоводов не было, но я с маленьких лет рвался в лес, – рассказывает легендарный директор, – дедушка мне давал ружьишко и я ходил по лесу”.
После 8 класса Тимаков с братом поехал поступать в строительный техникум. И поступили. Вот только парня хватило ровно на один день. “Я терпеть не могу это строительство”, – он и сегодня морщится, вспоминая об этом. Второй раз Тимаков содрогается, когда речь заходит об армии: “Я попал в стройбат, как в тюрьме там был, для меня это убийство”.
Спасительной для Тимакова стала Калужская земля. Оставив в воспоминаниях помимо армейских мук родную орловщину, а также Тульскую область, где он выучился в лесном техникуме, Василий Иванович приехал в Ульяново. В леспромхоз. Это был 74-й год.
Директор леспромхоза сыграл в судьбе Тимакова знаковую роль.
“Пришел к директору. Говорю, готов работать, он мне – “Ну давай лесничим сразу”. Я говорю: “Подождите, давайте потихоньку”, – рассказывает Тимаков о первых шагах в лесном деле. “Год отработал помощником. Потом директор опять говорит: хватит, давай лесничим. “Не пойду, – говорю, – подождите еще”. А он мне и предрек тут – ничего, не робей, будешь директором”.
И пошло-поехало. Русский лес будто признал в Тимакове своего хозяина – по крайней мере, лесничество Тимакова в первый же год его повышения заняло первое место в лесхозе, и еще молодого Василия наградили знаком “Победитель соцсоревнований” – по тем временам этот знак позволял получить ветерана труда.
Карьерный рост продолжился. Как и предрекал директор, Тимаков сменил его на этом посту.
В Козельский район Тимаков приехал после Чернобыльской аварии. “Дети маленькие, там мы с ними не могли оставаться больше”, – объясняет Василий Иванович причину смены жительства.
“В Козельский лесхоз я приехал главным инженером, в 93-м стал директором, а всего мы с супругой уже 32 года здесь, живем и работаем”, – говорит Тимаков.
«Нельзя сращиваться ни с каким арендатором»
С Тимаковым мы объезжаем лесосеки. Собственно, они главное дело его жизни. “Вот чем мы гордимся” – говорит он и на каждом участке обращает внимание на чистоту.
“Уходы прокошены все, и засеки чистятся у нас под грабли. Только у нас так чистится все, никто больше так не делает”.
В других лесничествах многое не делается из того, что для Козельского – норма. И порядок в наших лесах, и культуры высаживаются великолепные, и количество посадочных мест большое, и пропахано все по прямой, как и положено, потому что лес любит красоту и гармонию.
“Один и тот же арендатор на семь лесничеств, а все как надо он делает только у нас”, – говорит не без гордости Тимаков, и я понимаю, что пора задать главный вопрос – почему так происходит? В чем тут секрет?
“Да потому что нельзя сращиваться ни с каким арендатором. Я не сращивался никогда и поэтому добивался своего. У нас даже питомник свой есть, хотя ни у кого уже нет”, – объясняет Тимаков.
Здесь надо объяснить, что арендаторы, которые получают древесину по льготным ценам, сами же и обязаны лес восстанавливать. И хотя, казалось бы, это справедливо – ты таким образом хотя бы следующему веку вернешь тобой уничтоженные культуры, однако далеко не все горят желанием сажать. Тут-то и играет решающую роль директор лесничества – если сумел поставить работу так, чтоб у арендатора не было возможностей увильнуть от обязанностей, то, считай, победил, а если проявил где-то слабину – всё, прощай лес.
“Волевой натурой надо быть, и никакого компромисса не должно быть, уступать нельзя, – продолжает делиться Тимаков правилами жизни и работы, – нужно строго по закону всё делать, нельзя по-другому. Иначе никто ты будешь, и завтра все будут об тебя портянки обтирать”.
О жесткости Тимакова ходят легенды. Спуска не давал ни арендаторам, ни подчиненным. С кем он мягок, так это с… деревьями. Посадил он их тысячи и тысячи.
По лесным грядкам Тимаков ездит и сейчас, уже будучи пенсионером. Смотрит, как прижились деревья, не угрожает ли им что-то. Если какая-то проблема, сразу звонит вчерашним коллегам.
Вот мы обходим с ним очередной гектар – здесь посажены сосенки. По пути он замечает следы лося – это тревожный знак, значит, браконьеры гоняют. И кажется, что Тимаков даже чувствует, как билось у этого лося сердце. За многие годы лесовод сроднился с природой как никто другой в этих местах.
«Все лучшие леса убиты»
“Я, наверное, самый зрелый лесовод, и больше всех я отслужил русскому лесу, – замечает Тимаков, и в который уже раз возвращается к своей главной боли, – почему правительство неправильно поступило с лесом? Зачем они Министерство лесного хозяйства России уничтожили, лесхозы зачем убрали? Новый Лесной кодекс придумали и отдали леса как колбасу! Как можно отдать лес в аренду, если он сто лет растет? Для меня это убийство. Все лучшие леса убиты”.
Чтобы сохранить память о тех, кто сберегал главное русское богатство, Тимаков еще в бытность директором установил на кордонах памятные билборды с фотографиями и биографией лесников. Все эскизы Тимаков делал сам, каждое слово в текстах выверял. Зато теперь нет-нет да кто-нибудь и остановится. И узнает, что есть, оказывается, целый отдельный мир, на первый взгляд незаметный, в котором живут необычные люди. Они без суеты и жажды наживы думают о нашем общем будущем. Потому что… ну какое будущее в России без леса? Он и память наша. И культура. И жизнь.
“Только мы, получается, все это пытаемся сохранить”, – говорит Тимаков. И если подумать так всерьез, то он очень даже прав.
… Мы едем по лесной колее. Справа и слева от нас деревья, деревья, большие и маленькие, все зелено; кроны как решето просеивают солнце, так что до дороги достают только отборные лучи, самые теплые и яркие. В них очень уютно. И не хочется, чтобы лес заканчивался.
– Посмотрите, какая красота! – говорит Тимаков, пытаясь объехать лучи, будто они пострадают от столкновения с капотом его машины, – разве все это неинтересно для жизни? Куда мы с вами без леса, если в лесном краю выросли и живем? Как же без него родимого!
Максим Васюнов
Репортаж из того года:
https://youtu.be/0cd9cKtq1po