Мы с вами дошли примерно до середины дневника козельской журналистки.
Краткое напоминание о том, что было в предыдущих восьми публикациях:
Нина Георгиевна в военные годы вместе со своей матерью была выслана в Сибирь после расстрела отца. Семья поселилась в Красноярском крае, в деревне Ермиловке. Окончив школу, девушка отправилась учиться дальше и поступила в сельхозшколу в Истре. Завершив обучение, Нина попадает по распределению на работу в Московскую область, в совхоз «Городище». После не сложившихся отношений с руководством совхоза и потери работы, Соловьева снова оказывается на малой родине – в Калужской области. Здесь, в Угодске, ныне городе Жукове, она садится за парту в агрошколе, где начинается беззаботная студенческая жизнь. Это – легкие влюбленности, ни к чему не обязывающая переписка с молодыми людьми, сдача экзаменов и поездки в дом отдыха и Москву.
В сегодняшней «серии»: Нина после окончания сельхозшколы получает распределение в город Киров Калужской области. Но почему-то переезжает в Козельск.
Сентябрь, 1950 год
Много времени прошло, как я сюда не писала. И вот, сейчас сижу одна в комнате и решила черкануть. Сегодня сдавала механизацию и чуть не засыпалась. Тащила два билета. На второй, правда, отчеканили. Но отметку получила 3. Особенно не волнуюсь. Сейчас пришли с Димой из Угодска, там накупили всего. Пришли, с голодухи накинулись на селёдку, масло, колбасу.
У меня с директором почему- то очень хорошие отношения. Как-то сидела у него в кабинете, и он обещал мне диплом отдать на руки.
«Дорогой ты мой Сережа,
На тебя была надежа,
А теперь, Сережа мой,
Ты – дорогой, я – другой».
И всему конец.
Падла.
1951 год.
Совсем забыла писать сюда, а столько всего было за это время.
Во-первых, сдали госэкзамены и, можно сказать, окончили агрошколу. Жаль!!! Хотя и стремились закончить, а как кончили, то жаль расставаться с коллективом. Кого мне жальче всех, так это М. И. Удивительные у меня с ним отношения. Какое-то внутреннее взаимоотношение. Или мне так кажется? В моих глазах ко мне он чист, а там…кто знает чужую душу, ведь чужая душа – темный лес.
Навряд ли он относится ко мне искренне, такой человек навряд ли что делает «за так». Но пока не заметно. Скоро разлетимся с ним, и только останутся воспоминания. Какие? Если конец будет хорошим, то, значит, и воспоминания будут теплые, самые теплые! Да, этот человек в течение 3 лет не сделал мне ничего плохого, кроме близкого отношения. Если все проанализировать, то можно набросать такую канву.
Я его не знала. Входит в нашу комнату в кожаном пальто. Показался он мне таким молодым, лет 35.
На 1 курсе особенно ничего не чувствовала. Вообще, было заметно, что он относится ко мне с уважением. По истории, которую он преподавал – всегда 5. А под конец оказался свиньёй. О чем я всегда догадывалась. Распределения дал непродуманно, как зря, кого куда. Послал меня в Кировский райсельхоз, куда-то к лаптежникам. Плакала (сдуру себя унижала), перепрашивалась в Медынь. Нет, не отпустил, оставил в Кировском райсельхозе. Только и думает, как свой карман побольше набить. По 30 рублей у нас мартовских задушил. Параша. Меня, последнее время, можно сказать, избегал и отмахивался, как от назойливой мухи. Вероятно, боялся, как бы я чего лишнего не сказала. Но я не такая свинья. И если сказать, так я ему одному скажу.
А хочется по душам поговорить. Конечно, плохого от него я не видела, но под конец я не думала, чтобы он, директор, и был таким безучастным – не именно ко мне, как личности Соловьевой, а как к ученице. Даже не спросил, как здоровье. Между прочим, другие учителя спрашивали. Мало я его, черта, 2 раза поила! Да это не жалко. Все-таки отметки он мне повышал. Обещал мне златые горы, по-видимому, думал, что я настолько глупая, что во все поверю. А я делала вид наивного ребенка, а на ус мотала совсем другое. Вообще, шла игра, кто кого перехитрит. Игра окончилась вничью. Ни он от меня, ни я от него. Квиты!
Поговорю я с ним ещё, надеюсь, увидимся. Как могут быстро измениться мнения о человеке!!!
1952 год
Бегут года, летят года.
Работаю в городе Козельске, в школе механизаторов. В ТМШ (ред.: тракторно-механическая школа, с 1953 года – училище механизации сельского хозяйства).
Устроились кое-как с квартирой. Не ахти какая важная, в нижнем помещении, но зато свой плюс – одни. Совершенно, можно сказать, изолированы.
Сначала мне дали 1 группу. Сейчас, в новом 1952 году, 5 групп.
В 11 группе шумят, и я эту группу не люблю. Моя любимая группа – 13. Здесь ребята довольно-таки самостоятельные. Староста ничего, и ещё один паренёк, Буркин Илюшка. Хороший.
Моя симпатия – 5 группа. 43 человека в группе, а сидят тихо. Внимательно слушают. В этой группе я отдыхаю душой. Есть один, выкидывает реплики, но и то – он ничего парень.
Моя подшефная 12 группа. Я их (ред.: неразборчиво) на каждом уроке.
Сначала выпустила 11 группу. Сдали ничего. 5 февраля 1952 года выпустила любимую группу 13. Очень волновалась и за себя, и за них, так как приехал Казаков. Думала, придет на урок или на испытания. Но нет, не пришел.
Весь день бегала в школу. Ребята такие уважительные стали!..
Илюшка весь день около меня крутился, сверкал, или, вернее, водил своими глазами. Получил, конечно, пять.
Проводила – вернее, попрощалась со всей группой. Пожелала им счастья. Они меня поблагодарили за все, просили не обижаться. С И.Б. простились отдельно. Обыкновенно, но как-то так вышло, что шли вместе из школы. Почему-то я быстро привыкаю. Много хороших ребят было, и мне жалко их группу. Может быть…вернее, жалко одного, хотя и хулиганистого, но симпатичного.
На душе пусто и гадко. Да, мое здоровье – никуда. Неопределенное заболевание позвоночника. Диагноза нет, и поэтому нет лечения. Сначала в Калуге признавали опухоль спинного мозга. А сейчас, хуже или лучше, признают повреждение самой кости, а какое – неизвестно. Возможно, туберкулезное. Когда не хожу и лежу большей частью, то ничего, но стоит походить, как онемевают ноги, начинает болеть поясница. Это просто медленное мучение. Работать абсолютно ничего не могу. И ведь это-то с июля месяца 1951 года. Иной раз становится так обидно, что сам вроде по себе здоровый на вид, а на самом деле – никуда не годный. Иной раз жить не хочется. Особенно были тяжелые минуты, когда лежала с отнявшимися ногами весь август месяц. Этот 1952 год – високосный, и большая смертность на людей.
Была в здешней козельской больнице. Главный хирург симпатичный и понравился мне как человек, а как он по делу – кто его знает. Пойду еще и буду просить, чтобы поставил на ноги.
«Жизнь бекова – полюбил бы, да некого».
Апатия ко всему. Мне кажется, когда я здоровая, то веселая и буду шутить, но когда чувствую болезнь, то нападает хандра, кажется, провалился бы – и все.
Еще на занятиях с людьми развлекаешься. Заниматься приходится много, среднее – 8 часов. Трудно мне по болезни. Устаю физически. Приходится стоять, а мне трудно.
А еще сердце хандрит. Часто бывают покалывания. Как хочешь, так и живи с моим здоровьем в 23 года. Спасибо маме, а то бы давно скачурилась.
Поэтому ко всему – безразличие и плохое настроение.
«Не вынесла душа поэта…»
Прислал И.Б. письмо, которое я почему-то знала, что будет. Пишет благодарность за старание в школе и за пожелания в путь. Пишет даже очень скромно, молодец. Дала ответ. Не хочу, чтобы еще написал. Зачем? Забудется все.
Сидела как-то в театре со Слеповым. Вернее, разговаривали в фойе. Посмеялись, конечно, я сказала, что один ученик из их 13й группы прислал мне письмо. Он сразу сказал, что: «Догадываюсь, кто». Я говорю: «Кто же?». Он говорит: «Кто сидел ближе всего к Вам». Почему он так решил? Вообще, их группа была очень интересная. Многое для меня остается загадкой, но постараюсь впоследствии узнать от Слепова.
Если бы я увидела когда-либо Илюшку, я бы, конечно, поговорила с ним по душам. Курносый…
Март, 1952 год
Всю зиму болею. Хожу… как муха зимняя. Какое-то поветрие ходит, или погода сырая. Многие болеют гриппом. Пропустила 4 дня в школе. Температура была 39,2.
Сегодня воскресенье. Чувствую скверно. Из носа льет. Не переставая. Бьет слеза. Наверное, американец всякой заразы напустил.
Май, 1952 год
«Что повесть тягостных лишений,
Трудов и бед толпы людской
Грядущих, прошлых поколений,
Перед минутою одной
Моих непризнанных мучений?
Что люди? Что их жизнь и труд?
Они прошли, они пройдут…
Надежда есть – ждет правый суд:
Простить он может, хоть осудит!
Моя ж печаль бессменно тут…
И ей конца, как мне, не будет…»
По всей вероятности мои мечты рухнули. Обидно, когда мечтаешь – и вот тебе удар. Прислали из обкома, что путевки нет, что записали на очередь. Как-то раз мне приснилось, что будто бы дали мне путевку на январь, а зачем она мне?
Июнь, 1952 год
На душе гадко. Все на свете противно. Сама на себя удивляюсь. Такое настроение – мстить, а кому, за что – не знаю. Блажь какая-то находит. С путевкой в санаторий пока еще не известно. Прислали из ЦК профсоюза, чтобы мне выдали путевку, вернее, посодействовать.
Немного напишу о 1951-52 учебном году и о 15 группе. Была такая отчаянная группа. Много там было «ухажеров». Писали записки и всячески заискивали. Отдельные ребята были ничего. Был такой Юра Борисов. Очень симпатичный паренек. Помогал рыть огород, сажать картошку, сделали вместе с Никитиным форточку. В общем, о нем остались хорошие воспоминания. Под конец из 22 группы пришел свататься один комбайнер. Вот было смеха!!! Я хохотала от души. Мама рассердилась и выгнала их с учителем вон. В общем, есть, что вспомнить и посмеяться. Я такой человек, что очень быстро схожусь с людьми.
Расшифровала Анастасия Королева
Дневник Нины Соловьевой периодически публикуется в бумажной версии газеты «Козельск», а также на нашем сайте.
Продолжение следует.
Ваш комментарий будет первым