Эти встречи случились со мной в бытность моей работы в Москве. Тогда я много снимал телевизионных программ, моими героями были известные актеры, режиссеры, музыканты, балерины, артисты цирка… Многие те интервью уже забылись и остались лишь в архивах Ютуба, но были и такие разговоры, которые запомнились на всю жизнь. Вообще, раскрою вам главную профессиональную тайну, самое интересное в работе журналиста – это именно разговоры с людьми. В этот момент ты многому учишься сам, в чем-то даже растешь над собой. Поэтому здесь главное не стесняться спрашивать то, о чем болит твое сердце. Даже личные проблемы я часто разрешал во время таких интервью… Можно сказать, что артисты были мне психологами. Истории, о которых я хочу вспомнить, как раз такой случай – грань между личным и мудрым здесь практически стерта.
Старорежимная балерина
На съемки телеинтервью с известной балериной Аллой Осипенко мы успевали приехать только поздним вечером. Трасса Москва — Санкт-Петербург в тот день практически стояла.
— Хорошо, я вас дождусь, все равно засыпаю к ночи, — сказал красивый интеллигентный – как из советского кино – голос в трубке.
Но приехали мы, когда уже перевалило за полночь. Добрые люди в такое время не звонят, но мы – журналисты. Набираю номер на домофоне, жду резкий отказ.
— Да-да, ребята, поднимайтесь. Мы же договаривались, — спокойно отвечает Алла Евгеньевна.
Ладно, идем.
Осипенко встречает нас не как страдающая звездностью артистка. Ни шляпки тебе, ни помады, ни роскошного платья. Вместо этого – скромная кофточка, платочек на плечах и домашние спортивные штаны.
Простота царит и в обстановке маленькой квартиры. В гостиной бросаются в глаза старинное трюмо с креслом и увешанные фотографиями стены. На них история двух знаменитых русских фамилий – Боровиковских и Сафроницких. Поэты, художники, пианисты… А вот и их потомок, Алла Осипенко, с великими партнерами: Джон Марковский, Барышников, Лиепа (если вам эти фамилии ни о чем не говорят, то просто поверьте: в балете они как поэты «золотого века»).
— Да-а, Алла Евгеньевна, богатая у вас жизнь, — восхищаюсь, разглядывая снимки разных лет.
— Бог дал мне способности, Бог дал мне семью, Бог дал мне моих замечательных партнеров…
— Вы так часто говорите «Бог дал», Алла Евгеньевна. Вы верующая? — мой взгляд падает на несколько образов в углу комнаты и на трюмо.
— Конечно! Я верю в Бога! — слышу ответ.
И дальше звучит фраза, после которой оговоренную заранее тему интервью (кино и балет) пришлось срочно менять:
— Меня крестили в 1937-м году…
— Да-да, это был 1937 год, — ловит шок в моих глазах балерина. – Год, когда расстреляли моего дядю, когда… ой! (Осипенко проводит ладошкой с плеча до локтя, как бы прогоняя мурашки). Когда каждое утро мама вставала и включала репродуктор, а там передавали, что такого-то и такого-то «приговорили к расстрелу». А это были знакомые, а иногда и очень близкие знакомые. Это, конечно, тяжелый период, да что говорить!.. Отца моего посадили в тот лагерь, где он был зам.начальника, и он просидел достаточно долго.
— И как же Вас решились крестить?
— Долго не решались. Меня крестили уже большой девочкой, в 5 лет.
— Значит, Вы помните свое крещение?
— Очень хорошо помню. Дело в том, что у дедушки моего был друг – священник, Евгений Григорьевич Курковский, он жил в местечке Лисий Нос. Туда меня и повезли, никому ничего не сообщая и не говоря. И в его доме, в небольшой избенке рядом с церковью, крестили. Помню, посадил меня, огромную уже девчонку, в купель, а когда нужно было мне волосы остричь, то ножниц у батюшки не оказалось. И я, взрослая девица, сидя голой в купели, говорю: «А я знаю, где ножницы лежат, я Вам сейчас принесу». Все рассмеялись! Так что мое крещение было, можно сказать, с чувством юмора.
— Только по-настоящему любящие родители могли решиться рискнуть всем ради крещения ребенка. Сегодняшним семьям, боюсь, благополучие и безопасность ближе духовности…
— Тогда другие семьи были, понимаете, и не только про степень религиозности говорю, с этим-то всё ясно. Но тогда по-другому воспитывали даже. И меня по тем старорежимным традициям воспитали. Это удивительная требовательность каждого человека к себе. Мне всегда говорили: «Ты должна уметь ответить за все свои поступки, ты не должна быть ленивой». Бог подарил мне маму, которая была очень строга со мной, так сказать, спуску не давала, приучала меня к труду.
В тот вечер я еще долго пытал Аллу Евгеньевну о старых русских семьях. И теперь могу написать о них целую книгу. Но чтобы всё понять, достаточно привести один эпизод.
Это происходило во время войны в Перми. Сюда была эвакуирована балетная школа, в которую Аллу зачислили 22 июня 1941-го года.
— Там и недоедали мы, и трудности жизненные переживали. Но мне повезло: ко мне приехали мама и бабушка. И вот, — Алла Евгеньевна снова прогоняет мурашки с рук, — бабушка находила на помойке продукты, сама немного съедала, а потом говорила мне: «Ляляша, когда мама вернется, вы меня разбудите. И если вы не сможете меня разбудить, то вы не ешьте. А если я проснусь, то вот вам очень хороший ужин». Так я и делала, говорила: «Мама, подожди, надо разбудить бабушку». Бабушка сквозь сон ворчала: «Да что вы мне спать не даете!» Это означало: у нас сегодня замечательный ужин! Как-то с этим жили?! Сейчас вспоминаешь – мурашки по телу, а тогда это казалось нормой: подобрали, сварили – сытые. Слава Богу!
Слушая Осипенко, уже не в первый раз поймал себя на мысли, что, вероятно, только испытания делают людей по-настоящему великими. Причем им дано уже в детстве принимать все новые трудности с благодарностью и радостью.
— В жизни бывает счастье, — говорит известная балерина, угощая нас черным чаем на крохотной кухне, — но в жизни бывают и несчастья, которые невосполнимы ничем другим. Я потеряла сына. Поэтому я не могу быть счастливой. Но довольна ли я тем, как сложилась моя судьба? Да. Во всяком случае, я максимально реализовала способности, данные Богом.
…От Осипенко мы выходили глубокой ночью. Напоследок артистка посетовала на время года. Под временем года она понимала наш век. «Время года какое-то темное, в мире творится что-то темное… не знаю, какая-то напряженка существует». И, прощаясь, добавила: «Идите на свет». Заботливая хозяйка этой фразой пыталась объяснить поздним гостям, как, не блуждая, выйти на главную дорогу, но после всего услышанного показалось, что нам дают не только топографический ориентир.
Как воцерковилась Люба из «Офицеров»
И снова съемки. На этот раз – Москва, у здания Министерства обороны на Фрунзенской набережной. Точнее сказать – у памятника героям фильма «Офицеры». Мы приехали сюда с Алиной Покровской, актрисой, сыгравшей в этой знаменитой картине главную роль. Ту самую Любу.
В те несколько часов, что мы провели вместе с Покровской, актриса тоже вела себя как жена офицера. Стойко переносила все: огромные пробки в прокуренной машине, интервью под проливным дождем, глупые вопросы. Ни разу за все время актриса не выразила своего недовольства чем-либо. А та легкость, с которой она общалась, напоминала отношения дачных соседей. Дача, кстати, у Алины Станиславовны находится в шести часах езды от Москвы, и до нее любимая всеми актриса добирается на электричке, потом на автобусе, потом – пешком…
Узнают ли ее люди? Редко… Вот и влюбленная пара, делающая селфи на фоне скульптуры, попросила подошедшую живую Любу отойти, чтобы кадр не портила. Актриса покорно послушалась. Пришлось сказать молодым, кто перед ними. Девушка тут же изменилась в лице, со слезами счастья кинулась целовать и обнимать Покровскую. Большая артистка на благодарный порыв ответила искренним смехом. Так родные мамы встречают дочерей после долгой разлуки.
Родная. И «своя в доску». «Так разве бывает со знаменитостями? – подумал я тогда. – Или кокетничает, или православная». Любопытство победило мою скромность – я спросил об этом напрямую.
И получил проникновенную историю воцерковления еще одной артистки.
— Это был 1994-й год, — начала рассказывать Покровская, — я ухаживала за отчимом, который меня воспитывал с ранних лет, ему было уже около девяноста. Он болел и однажды попросил: «Я себя плохо чувствую, я бы хотел исповедоваться, причаститься. Позовите ко мне сюда священника». А это были тяжелые годы. Мы с сестрой, его дочерью, крутились как могли… В общем, мы на его просьбу позвать священника сказали: «Да брось ты, папа, что ты! Ты еще будешь жить и жить! Ну видишь, мы такие замотанные…» А он возьми да и умри через три дня. Без исповеди, а он так хотел причаститься и исповедоваться! И на мне вот этот грех висел.
— А у вас самой к тому времени какие отношения с Богом сложились?
— Хоть я была верующим человеком – меня бабушка еще в детстве крестила – но я в церковь не ходила. Посты не соблюдала, так, перекрестишься, «Отче наш» прочтешь – и на этом всё кончалось. А тут я мучилась-мучилась и, в конце концов, пошла исповедоваться в этом грехе своем на подворье Троице-Сергиевой Лавры. На Самотеке такая красненькая церковь стоит. Там тогда служил замечательный батюшка – отец Лонгин.
— Наверняка помните тот день в деталях?
— Еще бы! Очередь огромная, а я стою и уступаю всем место: и боюсь, и не могу, и вздыхаю. Мне уже какой-то человек говорит: «Вы так вздыхаете… Пойдите освободитесь скорее – и всё!». И я стала батюшке исповедоваться, про отца рассказывала и все свои грехи вспоминала. И я так плакала, что отец Лонгин – а там уже шло Причастие – просто остановил очередь, взял меня за руку и подвел к Чаше, чтобы я в первый раз причастилась…
Здесь я заметил, что над нами резко выглянуло солнце. Оператору даже пришлось менять настройки камеры. А ведь до этого шел сильный ливень. Теперь же свет заливал всю Фрунзенскую и лицо актрисы. Впрочем, если говорить про взгляд Покровской, то дело тут было не только в солнце. Давнишнее наблюдение: люди всегда сияют, когда рассказывают о первом Причастии.
— Ваше воцерковление стало для Вас, если можно так выразиться, вторым крещением?
— Да, я стала ходить в церковь. Стараюсь, так сказать… Когда время есть свободное, всегда хожу, да если и нет времени, все равно хожу. Я исповедуюсь и причащаюсь, пощусь.
— А сын Ваш – воцерковленный? Кстати, он чем занимается?
— Он историк. И сын, и сноха – верующие, воцерковленные, они венчаны. Внук крещеный. Ему 9 лет. Я иногда с ним хожу на службы.
— С Вашим мужем (супруг актрисы – актер Герман Юшко. – прим. автора) вы тоже, я читал, венчались?
— Мы венчались поздно. Вроде бы мы были давно женаты, и уже сын у нас рос, а мы все не венчаны. И священники нам стали говорить: «Надо, надо, как же вы не венчаны-то?»
Я спросил у Покровской еще про мужа. Но она наотрез отказалась говорить о личной жизни. «Была замужем, и мое сердце принадлежало мужу», — сказала актриса. Не так уж и мало сказала, если вдуматься.
Уже после интервью, когда мы подвозили Покровскую к ее родному Театру Российской армии, Алина Станиславовна, поддерживая беседу, вспомнила, как однажды в 1980-х годах чудо спасло их с супругом жизни. Они только купили машину, поехали на дачу, и по дороге в них влетел лось. Сильный удар. Все вокруг потемнело. Оказалось, брюхо животного провисло через лобовое стекло, само стекло острой крошкой высыпалось на водителя и пассажирку. Невероятно, но Покровская и Юшко в том ДТП не пострадали. Не пострадал и лось. Немного опомнившись, он слез с машины и убежал в лес. Повезло, что обошлось без ранений, обычно такие аварии заканчиваются трагедиями. «Бог уберег» — сегодня актриса уже знает объяснение этому чуду.
Из личного дела радистки Кэт
Актрису Екатерину Градову («Семнадцать мгновений весны») мы снимали для документального фильма в одном из ресторанов столицы. Среди роскошных интерьеров – помудревшая радистка: забранная в косичку седина, непрестанно думающий взгляд. Чувствовала себя некомфортно, заказала воду и кофе. «Вкусный, я знаю, есть какой-то… забыла название… латте, кажется». Следующие 15 минут прошли в жарких спорах, кому же заплатить за кофе. Я настаивал, что мы угощаем (мы всегда так делаем), Градова приводила свои аргументы: «Это же безумные деньги! Зачем вам тратиться?» (это первая актриса на моей памяти, которая искренне так и не поняла, почему ей не дали заплатить).
А свет тем временем все еще устанавливали, и надо было как-то поддерживать разговор. На мой очередной дежурный вопрос «Хорошо ли идут дела?», она вдруг обрубила: «Все хорошо только у идиотов». Но быстро поняла, что своим ответом поставила меня в неловкое положение и поспешила что-то добавить, но тут раздалась команда «Снимаем!». Я выдохнул и больше глупых вопросов не задавал.
…А вопрос о вере, как и в предыдущих историях, сам слетел с языка после рассказа Градовой о своем первом муже – Андрее Миронове: оказывается, актер всячески ограждал молодую жену от работы в кино.
— Он говорил: «Такая чистота, и в этой грязи будешь булькаться?!». Он действительно не хотел этого пути для меня, и я ему признательна по сей день, потому что это так. Я не должна была этим заниматься.
— Не должны были заниматься по духовным причинам?
— Понимаете, профессия эта, конечно, очень сложная… и очень многих разрушающая. Вот Иннокентий Михайлович Смоктуновский ушел без этого разрушения, он был глубокой веры человек, с любовью к Отечеству, к Богу, к жене и своим детям. А я понимала, что мне актерство противопоказано. Я совершенно не осуждаю никого, потому что артисты – это дети. Они чаще всего приходят к вере.
— Часто приходят, но по-разному…
— Я от болезни к Нему пришла. Я тяжело заболела, смертельно, скажем попросту, и в результате восемь лет я пролежала. А после прихода к вере я стала восстанавливаться духовно и телесно.
А потом случился самый счастливый день в моей жизни – день моего крещения! Я в 33 года крестилась – в день рождения моей дочери и в третий день рождения моего прекрасного внука, который для меня просто свет. И когда он родился, я сразу подала заявление об уходе из театра, потому что я поняла: меня больше не будет нигде, только с семьей, с Богом. И так это есть по сию минуту.
— Вы ушли из кино, из театра, но слава-то никуда от вас не ушла. Как, будучи уже воцерковленной, Вы стали относиться к своей популярности?
— Популярность была бешеная. Встанешь в очередь в поликлинике – начинают все первой пихать к врачу; пытаюсь купить что-нибудь в магазине – начинают мне показывать, мол, иди первая на кассу. Это был ужас! С одной стороны. А с другой – к этому привыкаешь. Еще же сама тема роли в «Семнадцати мгновениях…» напрашивалась на то, чтобы мою героиню пожалеть. Поэтому мне на улице и деньги предлагали сердобольные зрители, и всегда старались чем-то угостить, грибы везли, всё везли. И по сей день так, я сама удивляюсь. Но это – не моя заслуга.
— Вы скромничаете, Екатерина Георгиевна.
— Ну кто я такая?! Ну что я?! Я считаю, что я была очень средней артисткой.
Я как-то спросила у своего духовного отца: «Зачем мне дана была Богом эта слава необыкновенная, если потом была воля Божия мне это оставить?». Он мне сказал: «Помогать людям. Ты будешь входить в те кабинеты, в которые простой человек не попадет». Так и получается все время: либо я кого-то кладу в больницу, либо куда-то пробираемся, что-то просим. Сейчас уж я прибаливать стала, поэтому меньше такой энергии, но я понимала прекрасно потом, для чего мне слава была дана.
Получив историю крещения еще одной большой актрисы, я хотел уже порадоваться за свою удачу и успокоиться на этом. Но что-то дернуло меня спросить об отношениях с Богом режиссера «Семнадцати мгновений…», Татьяны Лиозновой. Градова ответить не смогла, но поручилась, что создательница Штирлица была настоящая русская.
— Лиознова мне рассказывала, как однажды ее позвал в ресторан господин Сорос. И он ей предложил какой-то сценарий антисоветский и огромное количество денег за его экранизацию. Она встала из-за стола – я очень хорошо помню, как она говорила, – и сказала: «Русские режиссеры не продаются. Спасибо за ужин, всего доброго». И ушла. Вот такая была «маленькая женщина».
На этом съемка закончилась. Воспользовавшись паузой, я пошел за очередным кофе, по дороге вспоминая антисоветские фильмы и режиссеров этих фильмов. Ведь кто-то от миллионов не отказался!
А когда вернулся на съемочную площадку, то увидел, что Градова времени даром не теряла: она активно наставляла одного из операторов в вопросах истинной любви.
— Ты верующий, женат… и не венчан?
— Нет еще. Как-то не собрались.
— Смотри, — Екатерина Георгиевна начертила на столе два воображаемых круга, — один круг – это Бог, другой – диавол. Пока вы живете гражданским браком, вы в круге с диаволом. Он будет всегда рядом, жизни спокойной не даст. Но как только вы обвенчаетесь – всё! Вы уже с Богом. Вот здесь! — волевым жестом Градова указала на круг, в который она поместила Бога.
И даже если наша съемка так и не увидит свет, подумал я, то с Градовой мы точно встретились не зря: после такого убедительного урока вряд ли у кого-то из съемочной группы останется желание идти в круг ада.
Только – к Богу.
По пути великих актрис.
Максим Васюнов
Ваш комментарий будет первым