17 декабря исполнилось 65 лет со дня образования Ракетных войск стратегического назначения.
Некоторое время назад, после публикации в газете «Козельск» материала о Козельской ракетной дивизии, к нам обратился житель Перемышля Евгений Егорович Никитин.
В конце 50-х — начале 60-х годов прошлого века он проходил срочную службу в рядах Советской Армии. А одним из мест службы молодого человека стал козельская ракетная часть.
Сегодня мы публикуем отрывок(с некоторым сокращением) из книги Евгения Егоровича «О родных и малой родине» — о тех годах, когда происходило становление ракетных войск стратегического назначения.
«Отбирали в ракетную часть, но расположением в Козельске»
«Когда в 1960 году начала формироваться Козельская ракетная дивизия, я год прослужил срочную службу в кадрированном полку в Калинине. Тогда солдаты служили три года, а моряки четыре.
После семи классов Перемышльской средней школы я проучился с 1954 по 1959 год в Калужском коммунально-строительном техникуме. По распределению, по окончании техникума, я должен был уехать работать в город Павлодар, что в Казахстане, но в начале весны многим студентам военкомат сообщил, что будет досрочный призыв в армию сразу по окончании.
Вообще я выглядел всегда очень худым и хилым. В армию хотелось, и я боялся, что меня забракуют, а не служивших в армии ребят тогда не приветствовали. На медкомиссии в военкомате я признан был годным к службе.
В начале июня защитил дипломный проект на «отлично», получил документы об окончании и одновременно повестку о призыве в армию. Дома все были удивлены, так как призыв всегда проходил в ноябре-декабре.
14 июня военкомат привел нас на вокзал в Калуге, а вечером мы, группа бывших студентов из нескольких техникумов Калуги, высадились в Калинине, теперешнем городе Твери.
С вокзала машинами нас отвезли за город, на берег Волги, где был расположен летний лагерь нашей учебной роты, всего около 200 солдат. Там нас переодели в военную форму пехоты и распределили по взводам и отделениям. Каждое отделение имело свою палатку, которая была полузаглублённой. Имелись деревянные летние постройки столовой, небольшого клуба с телевизором, большого сортира, с дырками в полу, а также длинного умывальника с множеством кранов с холодной водой. На территории были и другие постройки.
На следующий день было объяснено, что Московский военный округ решил призвать на службу в армию из областей вокруг Москвы призывников, закончивших техникумы, училища, и имеющих специальности, необходимые армии. Нам предстояло, за несколько месяцев до основного призыва, пройти курс молодого бойца и сержантских навыков, а затем мы будем распределены по войсковым частям московского округа и заменим там демобилизовавшихся специалистов. Все бы ничего, так как служить не очень далеко от дома, но мы будем служить на полгода больше – три с половиной года.
Мы исколесили всю Калининскую область. По окончании учений мне дали десять дней отпуска домой. Было прекрасно, после года отсутствия, побывать дома на первомайские праздники.
Еще зимой к нам прибыл дослуживать один солдат из Козельска, который рассказал о расформировании их не то пехотной, не то танковой дивизии, откуда он был переведен, и мы, как земляки, повспоминали и забыли до лета.
В июле 1960 года в казармах нашей дивизии и у нас в полку появились незнакомые офицеры с нашими личными делами, мы сразу назвали их «покупателями», и те стали проводить собеседования. Отбирали солдат со средним образованием, для службы в создаваемых ракетных войсках в воинской части в районе Костромы. Естественно, я был отобран. Но через двое суток прибыли новые покупатели, которые отбирали тоже в ракетную часть, но расположением в Козельске. Моего личного дела у них уже не было, но я с ними побеседовал сам, и они сказали, что обязательно взяли бы меня, если бы появились первыми.
Я прорвался к начальнику штаба, который оставлял меня в полку и хорошо знал по службе. Он сначала сказал, что ничего сделать с переводом из одной партии в другую нельзя и все документы уже в штабе дивизии в центре Калинина. Потом, подумав, сказал, что есть выход – ведь он должен мне сержантские погоны! Позвав писаря, напечатали приказ о присвоении мне звания младшего сержанта и моем переводе из костромской команды в козельскую, так как последняя была бедновата кадрами сержантов. Формально тогда не приветствовалась служба в армии рядом с домом. Большинство призывников из Перемышля служили на Дальнем Востоке.
«По гарнизону ходили лейтенанты в погонах и в форме всех родов войск»
Через неделю-две небольшая наша команда — уже в Козельске: пешком, со станции, куда мы приехали пассажирскими поездами через Москву и Сухиничи, входила в расположение бывшей мотострелковой дивизии Козельска.
Очутившись за забором, мы увидели примерно тоже, что и в Калинине: двух- и трехэтажные казармы, плац, дом культуры, две столовые и прочее. К городку примыкали через забор офицерские дома.
Было удивительно то, что по гарнизону ходили молодые офицеры – лейтенанты в погонах и в форме всех родов войск – танкисты, артиллеристы, авиаторы, связисты. Что было для нас совсем непривычно: ходили моряки в черных шинелях, с кортиком на поясе, но только не общевойсковики.
Вскоре солдатам дали «пушечки» на погоны, так как ракетные войска развертывались на базе артиллерийских бригад. Поначалу артиллерийские войска не имели своей атрибутики в знаках различия. Офицеры еще долго ходили не в одинаковую форму одетые. А это были лейтенанты, только что окончившие училища с техническим уклоном, как то: авиационные техники обслуживания, моряки – специалисты по вооружению и минам, ремонтники танкисты и артиллеристы, — и они были одеты в только что выданное обмундирование своих родов войск.
Ракетные войска требовали технически грамотных специалистов, способных быстро освоить сложнейшую боевую технику. А учебных заведений еще пока не было. Старшие офицеры, командиры полков, дивизионов и батарей, все были артиллеристы из Владимира — артиллерийской бригады, на базе которой развертывалась наша дивизия.
Тогда нашу дивизию возглавлял полковник Бурмак (в.ч. 54055), а наш полк (в.ч. 34060) – Герой Советского Союза подполковник Назаров.
Вскоре нам сообщили о наших солдатских специальностях, и поначалу спрашивали при выборе о желаниях. Я сразу же выбрал специальность стартового расчета. Скоро все специальности были разобраны, скомплектованы группы, и нас, солдат и сержантов, отправили поездом в Белоруссию на учебу.
«Королев разработал улучшенный вариант ракеты»
В Гомельской области, в Мышанке располагался учебный центр ракетных войск. Там нам предстояло изучить ракету, как тогда она называлась – изделие 8Ж38. Нам тогда же объяснили на занятиях, что это промежуточная ракета, освоив и запустив ее, наш полк может считаться ракетным и переучиваться на стратегические ракеты постоянного дежурства. Когда я впервые увидел ее, она меня впечатлила своими размерами и внешним видом, но что-то было знакомым, и похожее я видел в доме-музее Циолковского в Калуге. Действительно, потом на занятиях мельком было сказано, что основой ракеты стала ракета немцев ФАУ-2.
Королев (Сергей Павлович — советский конструктор ракетно-космических систем – прим. редакции) разработал улучшенный вариант ракеты с дальностью 600 км, с попаданием в круг диаметром восемь километров. Ее поставили на вооружение у нас и документацию даже передали позже китайцам. Она могла нести атомный заряд.
Весь запуск мы неоднократно тренировали теоретически и имитировали его практически в Мышанке. Специалисты остальных машин тренировались параллельно с нами.
В октябре все говорили об авиационной катастрофе, в которой погиб наш главком ракетных войск маршал Неделин.
В январе нам передали и погрузили технику на поезд, и наша команда отбыла из бесснежной Мышанки домой, в заснеженный Козельск. Разгрузились в лесу под Сосенским, не так далеко от Оптиной Пустыни и от заброшенной шахты, где раньше добывали бурый уголь. Одну зачехленную ракету ночью увешали фарами, светящимися во все стороны, чтобы не разглядеть, что везут, доставили в гарнизон для наглядного изучения офицерами. Получилось все наоборот: перепугали весь Козельск сияющим фейерверком, на него все сбегались, кто только мог.
На бывшей шахте была подготовлена площадка для тренировок по имитации стартовой подготовки и пуска. Мой стартовый расчет обучал остальных стартовиков — других полков и дивизионов — как инструкторы. Площадка была достаточно большой, огорожена по периметру и охранялась. Пока мы отсутствовали, наши казармы отремонтировали, полки полностью укомплектовали, появился полк охраны офицера Шпурика, солдатам которого мы не завидовали – они ходили почти «через день на ремень» охранять все и вся и не могли месяцами нормально выспаться.
Жители Козельска знали о ракетах, да и дома, когда я первый раз появился в увольнении, первым вопросом отца был: «Далеко ли долетит ракета и не попадет ли по ошибке в нас?» Я отшутился, что не надо наших бояться, а бояться надо ответных ракет, зная точность разброса наших — в десятки километров, они в Козельск не попадут, а в Перемышль могут.
«Вместо объявления тревоги, сообщили о полете Гагарина»
Однажды весной мы проводили занятия на улице около казармы в гарнизоне, когда вдруг заработали громкоговорители и вместо объявления тревоги сообщили о полете Гагарина. Занятия побросали, был неописуемый восторг, эйфория с ощущением причастности к этому, так как нам говорили, что скоро поедем на полигон, где испытывают ракеты, там будем запускать свою ракету. Мы ощущали себя ракетчиками. Долго обсуждали полет, гадали, как там, вне Земли — после сообщения о приземлении. Полет Германа Титова позже был уже воспринят как обычное явление.
Я по возвращении из Белоруссии инструктором, стал известен начальству, получил Почетную грамоту Козельского райкома комсомола «За отличную боевую и политическую подготовку».
Нам сообщили ошеломляющую новость: солдаты последнего года службы, желающие поступить в институт, после подачи документов в вуз и получения вызова, будут демобилизоваться для сдачи экзаменов и последующего обучения. Меня это еще не касалось — впереди год службы, но я озаботился приобретением учебников и выкраиванием времени на подготовку.
Летом 1961 года пришел долгожданный приказ – ехать на стрельбы на полигон. Замполит полка собрал актив и сообщил, что всем надо поехать на стрельбы коммунистами. Назначил офицеров, которые дадут рекомендации, и через пару недель я стал кандидатом в члены КПСС.
Солдаты в грузовых вагонах-телятниках, из расчета «40 солдат или 8 лошадей» на вагон, офицеры в пассажирских вагонах, кухни на открытых платформах и часть нашего полка без техники тронулись в путь.
Наконец, мы прибыли на полигон Кап-Яр или Капустин Яр. Располагался полигон в Астраханской области в безлюдном месте.
Там я впервые увидел жидкий кислород и узнал, что он собой представляет, когда присутствовал при заправке. Там же я увидел оплавленный металлический конус стартового ствола и ямы в бетонном основании вокруг стола, образованные вырывающимися раскаленными газами из ракеты при старте.
После нескольких дней тренировок в середине августа нашему дивизиону разрешили запустить 8Ж38. Помню легкое волнение во всем при начале работы, но за пару часов, находясь на старте, как-то успокоился, выполняя команды. Волновался от сознания того, что полк и дивизия впервые стреляют ракетой, и нельзя это сделать плохо, а также потому, что рядом, в двух метрах, стоит многотонная громадина, таящая в себе смертельную опасность для всего расчета, если что пойдет не так. И хотя за ними приглядывали, но техника есть техника.
Выполнив команду на опускание стрелы, убирание установщика от старта и отъехав не так далеко за бетонное укрытие, самого момента старта не смог увидеть. Услышал жуткий рев, переходящий в рокот, наподобие непрекращающегося грома, и увидел, как из облака дыма и пыли на месте старта уходит в небо серебристая толстенькая короткая стрелка с оперением, из которой, как из газовой горелки, вырывается струя пламени. Настроение было приподнятое, все о чем-то говорили, смеялись и никто никого не слушал.
Нам сообщили, что ракета попала куда надо, с оценкой «отлично». Точка падения головной части находилась за 600 километров от пуска в казахстанских степях.
По возвращении в Козельск на плацу было построение. Полк стал ракетным, и должно быть вручено Боевое знамя. Сказано было, что впереди — переучивание на новую ракету, которая будет постоянно стоять на страже на стартовом столе или шахте, будет межконтинентальной и будет доставать Америку. Площадки уже начали строить где-то неподалеку от Козельска, в лесах.
«Она была первой боевой межконтинентальной, достававшей Америку»
В конце зимы нас снова посадили в вагоны: мы опять едем на полигон для участия в запуске уже будущей нашей ракеты, которую из солдат никто не видел, а офицеры, кого ни спросишь, говорят уклончиво: мол, больше, дальше, сложней той, которую изучили и запускали в прошлом году.
Проехали Саратов, Волгу и до Уральска ехали, как на целину, а затем повернули, говорят, на Ташкент. Потом на какой-то маленькой станции, рядом с каким-то большим городом, повернули в степь и приехали на площадки № 1 и № 2. Обжившись, узнали, что большой город называется площадка № 10. Все площадки вместе называются Байконур.
Через несколько дней после прибытия у нас начались занятия со знакомством с техникой. Ракеты находились в большом ангаре с множеством рельсовых путей, наподобие цеха завода. Они лежали на специальных платформах. Это был монтажный испытательный комплекс, в котором осуществляется сборка ракет и проведение всех комплексных испытаний. Поражали виды ракет: одни лежали соединёнными в пачку из пяти ракет высотой с пятиэтажный дом, другие — одинарные, в торце каждой ракеты были четыре больших сопла и несколько маленьких, а диаметром ракеты были метра по три. Вокруг ракет на платформах – лесах с лесенками работали в белых халатах гражданские и военные специалисты. Ракет было больше десятка. Нас провели мимо больших, связанных из пяти, ракет, которые работали на космос и на которых стартовали Гагарин с Титовым. Она же была первой боевой межконтинентальной, достававшей Америку.
Сегодня, когда запускают космонавтов, я узнаю её, так как внешний вид не изменился — такая же длина, метров 40, и стартовый вес около 300 тонн. Называлась она тогда 8К74 или Р-7А. Отдельно в корпусе лежали наши двухступенчатые ракеты 8К75, имевшие секретное название Р-9А. Длина их была поменьше — 25 метров, пустая весила 10 тонн, а заправленная 90 тонн, дальность 12000 км. Изучали мы её по синькам, с грифом СОВ. СЕКРЕТНО.
Топливом вместо спирта являлся керосин, но жидкий кислород остался, его только заморозили больше, и он стал менее испаряющимся. Стартовики нужны только для надземного старта, а для шахтного и разрабатываемого сейчас автоматизированного они не нужны. Еще не принята ракета на вооружение, а под Козельском уже начато строительство наземных и шахтных стартов. Предстоят дальнейшие испытания, и запланирован запуск с участием наших офицеров.
Затем мы побывали на стационарном месте старта для нашей ракеты, который не так впечатлил, как находящийся недалеко, в двух сотнях метрах, космический стартовый комплекс. Это была громаднейшая, стоящая на краю выкопанной и обложенной плитами газоотводной ямы, бетонная как бы табуретка с дыркой в сиденье и высокими металлическими фермами на ней, которые должны были удерживать ракету над дырой. Непередаваемое чувство испытано было нами, когда стояли на этом козырьке-табурете, с которого улетал в неизвестность Гагарин.
Однажды наш полк участвовал в запуске ракеты. Участие солдат, вроде меня, было минимальным – мы только смотрели, как привозят ракету, поднимают ее и устанавливают на стартовый постоянный стол, …нас отвезли за пару километров в укрытие. Необходимые предстартовые проверки и заправку я не видел. Ждали часа полтора и вдруг услышали дикий грохот, во много раз сильней и продолжительнее того, что слышали при запуске 8Ж38 в Капустином Яре, и ракета из дыма пошла вверх. Через несколько минут, когда почти стих звук, что-то начало падать вниз, а ракета полетела дальше. Падала отработавшая свое первая ступень. Потом нам сказали, что ракета удачно попала в четырехкилометровый квадрат на Камчатке…
«На стене высвечивались цели – Капустин Яр и Козельск»
Однажды группа офицеров и солдат полка поехала на строящиеся для нас надземную и шахтную позиции. Все площадки находились в чащобах и топях, по-моему, выбранные из-за секретности, и обходились колоссальными затратами и ручным трудом. Козельску и области, с одной стороны, было выгодно иметь ракетную дивизию под боком, так как область получала развитую сеть дорог, энергосистем, а, с другой стороны, район получал возможность получения в случае войны обязательного первоочередного удара противника. Не помню, где я смотрел какой-то зарубежный художественный фильм, где был показан сюжет с американскими ракетчиками, и у них на стене высвечивались цели – Капустин Яр и Козельск.
А до этого сбитый под Свердловском Пауэрс пролетел над настоящим Тюра-Тамом-Байконуром (хотя в восьмистах километрах от него был построен ложный, деревянный космодром ) и должен был пролететь над Плисецком-Ленинградом 300, где тоже был секретный полигон. Иностранная разведка, конечно, не спала и много знала. Секретность у нас создавали люди, которые, не считаясь с затратами, ее придумывали. Даже распашка целины в Казахстане была придумана отчасти для прикрытия перевозки грузов и постройки испытательных полигонов на многочисленных площадках Тюра-Тама.
Осмотрев строящиеся старты, я еще раз убедился, как хорошо, что я не пошел служить в стройбат. Много позже, в 2015 году, будучи на 100-летнем юбилее нашего техникума в Калуге, я познакомился с полковником Катюхиным, выпускником нашего техникума, который служил в строительных войсках и строил ракетные площадки по стране. Он подарил мне свою книжку «Жизнь на секретных стройках». С большим интересом я её прочитал. Он тоже сокрушался, что даже в сложнейшей международной обстановке, в условиях дефицита времени, можно было найти более приемлемые территории для строительства и лучше организовать условия и быт строителей. Ещё обиднее, что через пару десятков лет, из-за недоработки политиков и генералов, весь этот адский труд нужно было взрывать.
Я на майские праздники съездил домой. Повезло — знакомого офицера послали в Калугу за чем-то на «газике», и он захватил меня прямо из гарнизона.
Наконец, небольшая группа солдат получает документы на отпуск для сдачи экзаменов в разные города, прощается и разъезжается. Я убыл в Казань. Успешно сдал экзамены, стал студентом и демобилизовался в Казанском горвоенкомате. Тогда я не знал, что на следующий год уже отменят отпуска для сдачи экзаменов в вуз, а через пару месяцев случится Карибский кризис, и демобилизацию солдат задержат до весны, и пришлось бы мне служить почти четыре года, если бы я не поступил в институт.
Теперь призываются срочники два раза в год, и служат они один год.
Так закончилась моя трехлетняя служба в Советской Армии. Мы были молоды, было прекрасное время, была хорошая жизненная школа, и не без удовольствия есть, о чем вспомнить».
Справка
Евгений Егорович НИКИТИН (03.06.1940, Перемышль, Калужской область) После окончания семи классов в Перемышльской школе, окончил Калужский коммунально-строительный техникум в 1959 году. С 1959 по 1962 год служил в СА в Твери и Козельске. После армии учился в Казанском, а затем Московском инженерно-строительном институте (окончил в 1967 году). Работал 49 лет в Московском научно-исследовательском и проектном институте (МНИИТЭП) на разных должностях проектировщиком гражданских объектов и последние 20 лет — главным инженером института. С 1982 по 1984 год находился в командировке в проектном институте города Софии (НРБ). По проектам, разработанным с его авторским участием, построено около 20 млн. кв. м. жилья (более 300 тысяч квартир), около 1200 зданий школ и детских садов, и много других объектов.
Награждён орденом «Знак Почёта» (1974 г.), имеет звания Заслуженный строитель России, Почётный строитель России и Москвы. Лауреат трёх Государственных премий (Президиума ВС СССР – 1982 и 1989 года, Премия Правительства РФ – 2002 года). Старший лейтенант запаса. На пенсии с 2014 года.
Ваш комментарий будет первым