Нажмите "Enter" для перехода к содержанию

Премьера киноблога «Светский ЭКРАН». Интервью с Никитой Михалковым о том, на что мы не обратили внимание в фильме «Утомлённые солнцем II»

Десять лет назад на экраны вышла первая часть знаменитой дилогии.

Всё меньше остаётся свидетелей Великой Отечественной, это значит – молодым поколениям о войне приходится всё чаще судить по фильмам. А с ними нынче беда – всё больше петрушки и чернухи.  Cоздатели дилогии «Утомлённые солнцем II» по-своему попытались рассказать о времени, когда «вёрсты, обгорелые в пыли» были не просто строчкой из песни.  Многие зрители эти фильмы тогда не поняли и не приняли. Предлагаем вашему вниманию фрагмент беседы с режиссёром Никитой Сергеевичем МИХАЛКОВЫМ, записанной в Москве, когда все страсти по «Утомлённым» уже улеглись.

– Никита Сергеевич, почему же картину зрители, мягко скажем, не приняли? У вас сегодня есть этому объяснение?

– Я думаю, что неправильный посыл был, когда мы ее запускали на экраны. Это не картина о войне. Это притча, это сказка. Это притча с огромным количеством метафор, которые нужно прочесть, нужно их прочувствовать. Но как почувствовать, если смотреть на это с попкорном? Собственно, я никого не обвиняю. Могу винить только себя, что мы не дали зрителю нужного направления, сделали эту ошибку, не додумали до конца. Но от этого картина не перестанет быть такой, какая она есть. И я убежден, что она дойдет до зрителя. Убежден. На мой взгляд, картина опередила себя лет на восемь-десять.

Фото со съемок фильма

– Может, проблема непонимания как раз в том, что такой войны на экране зрители еще не видели? И многие детали и эпизоды показались из-за этого фантастикой? По каким критериям вы отбирали материал, когда читали о войне? Как вы понимали, что вот эту историю я возьму, а эту нет?

– Дело в том, что, так или иначе, читая материал, ты подбираешь тот, который тебе нужен. Это же не то что разложил материал, посмотрел его и снял по нему картину.

Допустим, «черная пехота», о которой много очень говорили, что это ложь и неправда. Да, это не было массовым, но это было! Были случаи, когда людей, которые были на оккупированной территории, пускали вперед как живой щит. Другой разговор, как ты это трансформируешь. То есть в этой картине действительно очень много вещей, которые не вписываются в представления о том, какой должна быть война на экране. Но каждый факт, даже если он кажется абсолютно экстраординарным, кажется буффонадой, – имел под собой реальное событие.

Или транспаранты со свастикой на танке. Сколько над нами издевались! Но есть фотографии, когда по пыльной дороге шли танки, они шли на большой скорости, и эта скорость помогала им за счет ветра поднимать огромные транспаранты со свастикой – и это было страшное, абсолютно устрашающее зрелище. До 41-го года немцы, понимая, насколько они сильнее всех остальных армий, включали самые иезуитские методы. Допустим, они сбрасывали пустые бочки с дырками вместо бомб, которые свистели так, когда летели, что молодые ребята седыми выходили из окопов. Это все была психологическая атака, и, кстати говоря, очень во многом они в этом перебрали. Потому что русский человек может все терпеть, но только не унижение, которое перехлестывает все. Тут он уже встает, и ничего с ним не сделать.

– Если возвращаться к войне как к чему-то метафизическому, то как еще это проявлено в картине? Или, если прямо спрашивать, где в фильме Бог?

– Понимаешь, Бог на войне! Вот что у Котова? Котов – человек, страшные поступки совершивший. Когда Сталин ему говорил: «Ты травил крестьян, ты прикончил монашенок, монаха, ты правильно делал все. Но вот теперь тебе предстоит еще это сделать, и все, и тогда ты получишь армию». Это же искушение какое гигантское! Из тюрьмы взяли – дают армию. И когда Котов один на один со своим решением: вот сейчас он должен запустить пятнадцать тысяч безоружных людей на верную смерть, и это приказ, значит, его совесть будет чиста. И тут возникает вопрос: есть ты и Бог. Для себя и для людей ты можешь оправдать этот поступок, а для Него? И он принимает единственное решение, просто говорит: «Дай палку». И идет сам, а там будь что будет. А там – Промысел Божий. Но это опять же надо почувствовать…

– И здесь уместно спросить про финальные сцены ваших картин. Они вызвали много споров и опять же непонимание. Кто только не сумничал про мину, на которой герой должен был подорваться. Но, как я понимаю, в финальных сценах притчи должна быть какая-то метафора – какая она здесь?

– Вы знаете, если бы я мог это объяснить!

– Вы не можете объяснить?

– Абсолютно. Есть вещи, которые… То есть, понимаете, конечно, есть и было этому какое-то объяснение наверняка. Я не пьяный и не вслепую это снимал. Но, когда они приобретают художественный образ, когда они превращаются в метафору, в нечто, они становятся от тебя абсолютно независимы. Здесь единственное, что я могу рационально сказать, что многие мне советовали закончить тем, что взрывается мина. «Ох, какой страшный, потрясающий финал будет: вот они поговорили, встретились – и отец взорвался!» Ну да, оно так, наверное, и было бы. И здесь, мягко говоря, моя неточность, но осмысленная неточность, и люди знающие понимают это. Но я не мог так закончить картину.

– И тогда вы придумали душераздирающую сцену со старухой, которая умоляет Котова не убивать сумасшедшего немца…

– Это старуха сумасшедшая, несчастная, которая потеряла всех своих. И сумасшедший немец, маленький, абсолютно обезумевший от войны, с куском железа в голове, который для нее единственное живое существо. И результатом картины, после того как все это прошло, являются вот эти бесконечно идущие танки, и на их пути – эта старуха, которая умоляет не трогать немца! Немца, который, может быть, был одним из тех, кто убил ее мужа и четверых детей. Но для нее это не существует! Она говорит: «Он же живой, он как собачонка, не трогайте его, а то я совсем останусь здесь одна». То есть образ этой женщины, собственно, это и есть как бы образ страны, образ России. Да, ее мучают, насилуют, а она защищает того, кто ее насилует. Это важно очень для меня. И вообще для понимания, почему была выиграна война. Не от того, что мы ненавидели немцев, а от того, что мы любили то, что мы имеем. 

Поэтому, как только человек начинает говорить: «Как же так?.. Мина-то должна была взорваться!» – я говорю: «Ну, ребят, значит, не для вас кино, оставьте это на моей совести».

– Смотрите, как интересно получается. В первой части «Утомленных солнцем» образом России был заблудившийся водитель.

– Да.

– Там вы его убиваете. То есть Россию убиваете, а здесь нет…

– А здесь нет!

– Тоже метафизика?

– Да, наверное, наверное.

Киноблог «Светский ЭКРАН»

Поделись с друзьями:

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

<
Новости
Мы используем cookie-файлы для наилучшего представления нашего сайта. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с использованием файлов cookie.
Принять