Нажмите "Enter" для перехода к содержанию

“Молись и ты о нас, Авва…” Продолжаем вспоминать новопреставленного иеродиакона Илиодора (Гайриянца)

Игумен Симеон (Кулагин):

Оптина Пустынь прощается с одним из своих собратьев – иеродиаконом Илиодором. После отпевания, когда началось последнее целование, и сотни людей подходят ко гробу, чтобы проститься с тем, кого они называли Авва, храм вдруг наполнился пасхальным и радостным пением. Народ запел – «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав!» И действительно, любой знавший отца Илиодора может сказать – этот человек всей своей жизнью, наполненной любовью к Богу, Пресвятой Богородице и ближним – свидетельствовал о Вечности.

Отец Илиодор был очень разносторонним человеком и прожил долгую жизнь. В 1980-х годах он пришел в Троице-Сергиеву Лавру, где несколько лет прожил рядом со стоим старцем – архимандритом Кириллом (Павловым). В 1989 г., когда началось восстановление Оптиной Пустыни, отец Кирилл благословил его присоединиться к братии этой славной обители. На протяжении тридцати лет отец Илиодор нес подвиг, примеров которому не так много в Церкви – он всего себя отдавал служению тысячам и тысячам паломников со всего света стекающихся в Оптину.

И опять же, не так много примеров, когда монах в сане диакона стал духовным наставников поистине огромного количества православных христиан – священников, монахов, мирян. Отец Илиодор полностью свою жизнь, свои силы и способности посвятил этому служению. Он никогда не был без дела или занят собой – поэтому он не знал, что такое уныние. Он практически не спал – меня, многолетнего его соседа, это поражало.

В 5:30 утра уже немолодой монах приходил на братский молебен у мощей старца Амвросия Оптинского. Обязательно служил литургию в одном из храмов обители. После этого его уже ждали люди, приехавшие для духовного общения. Обойдя с чадами все оптинские святыни, потрудившись на просфорне и посетив соседние обители – Шамордино и Клыково, обязательно пропев Агни Парфене в храме после вечернего богослужения, поздно ночью отец Илиодор заканчивал свой день пением акафиста в часовне трех убиенных на Пасху монахов.

Вернувшись в келию, он немного отдыхал в кресле, так как его кровать всегда была заставлена книгами, иконами, конфетами – духовными и телесными утешениями для богомольцев. И рано утром вновь начинался день наполненный молитвой, радостью и трудами. Его наставления отличались такими качествами, как любовь, рассудительность и тонкое чувство юмора. Не жалея себя, он был более чем снисходителен с ближнему, и этим многие пользовались. Но духовные дары, а также удивительный ум и эрудиция, зачастую скрываемые за юродством, позволяли ему глубоко видеть состояние души и дать верное наставление.

Монастырская жизнь устроена по строгому уставу и мне, по послушанию, иногда приходилось делать замечание старцу. Конечно, он всегда смиренно принимал это, а иногда и опускался на колени, прося прощения. Его духовные чада существенно помогали братской трапезной монастыря продуктами. И отец Илиодор просил разрешения после воскресной литургии накормить их обедом. Получив благословение на это, авва вышел на крыльцо трапезной и стал звать на обед не своих вполне обеспеченных чад, а тех кто искал около монастыря помощи, просил милостыню, покинул монастырь из-за своего пьянства. Увидев это я не мог дальше призывать отца Илиодора к порядку, получив пример того, что Истинная Любовь выше наших представленний о порядке.

Отец Илиодор особо почитал, точнее – любил, Прествятую Богородицу. Она, несомненно, также любит своего верного послушника. Авва, уроженец Кавказа, ушел в мир иной в день празднования Иверской иконы. Его погребение состоялось в день памяти оптинского чудотворного образа Борогодицы «Спорительница хлебов». А через сорок дней мы будем молиться о его упокоении в день Введения во храм Пресвятой Богородицы – главный праздник Введенской Оптиной пустыни и день его диаконской хиротонии.

Молись и ты о нас, авва…

Священник Дмитрий Торшин:

Однажды у наших знакомых случилось несчастье: замерла беременность, и молодой женщине пришлось перенести операцию по удалению мертвого плода. Они по этому поводу, конечно, очень переживали, и я попросил отца Илиодора помолиться о скорбящих родителях. И он с великой скорбью воскликнул:

-Зачем же операция?! Нужно было её пособоровать – и ребеночек бы ожил!

И такая вера была в его словах, что я был просто поражен… Прошло некоторое время. Как-то отец Илиодор при встрече с моей матушкой, спрашивает её:

-Ну что, София, ждем ребеночка?!

А матушка только что перед поездкой в Оптину сделала тест на беременность, и он был отрицательный. Поэтому она отрицательно покачала головой. А отец Илиодор говорит:

-А мне почему-то показалось – ждем…

Через некоторое время у матушки сильно заболел живот, и я повез её в Калугу. Врач осмотрел её, сделал УЗИ и сказал, что у неё замершая беременность. Отругал, что дошли до такого тяжелого состояния, предупредил, что утром будут срочно проводить чистку.

Нас словно громом поразило. Матушка рыдала. В какой-то момент я вспомнил полные уверенности слова отца Илиодора о том, что, если бы наши знакомые вовремя бы пособоровались, ребеночек бы ожил. Это предположение казалось совершенно невероятным, но я под расписку забрал жену из больницы – по другому не отпускали.

Мы приехали домой, и я стал её соборовать. Оба мы при этом плакали и горячо молились – как никогда в жизни. Боли в животе прекратились, температуры не было. Когда мы снова поехали в женскую консультацию, врач, осмотрев мою жену, сказал, что ребенок жив и здоров. Господь совершил явное чудо.

Я хочу добавить, чтобы никого не соблазнить этой историей, что чудо – это чудо, и ожидать, что оно произойдет в случае каждой замершей беременности, мы не можем. Безусловно, бывают такие опасные для жизни матери и ребенка осложнения беременности, когда первым делом нужно вызывать “скорую помощь” и ехать в больницу, а о соборовании можно вести речь уже только в больничной палате. Но вот молитва должна сопровождать каждую беременность, как и вообще всю нашу жизнь.

Итак, матушка моя ходила беременная, а отец Илиодор у неё без конца спрашивал:

-Ну что, когда мне внука родите?

Матушка отвечала, что согласно результатам УЗИ, она ждет девочку. На что отец Илиодор замечал:

-А мне показалось, что внук будет…

В итоге она родила сына, которого мы назвали Илиодором. Если бы не общение с отцом Илиодором – этого бы не произошло. У нас бы не хватило веры – и наш сын бы не родился. А когда человек сам горит – он зажигает своей верой окружающих.

На фото: отец Илиодор с маленьким Илиодорчиком и его родителями…

Историк Борис Якеменко:

Мы встретились первый раз в 1989 году, когда Оптина только открылась и я приехал туда потрудиться. Жил в скиту, в домиках старцев. Тогда еще паломников пускали на ночные службы в храм Иоанна Предтечи в скиту и накануне отъезда я решил пойти на службу, которая стала для меня одним из самых сильных богослужебных впечатлений. На службе ко мне подошел монах и участливо спросил, неужели я не буду спать. Я ответил, что утром уезжаю и тогда он дал мне читать помянник.

Это и был Иллиодор, тогда еще Феофил. С этого года я ежегодно приезжал в Оптину со студентами и сам по себе и каждый раз Иллиодор принимал нас, селил, кормил, навещал. И подолгу беседовал. Беседовал обо всем, рассказывал, как пришел к вере, как оказался в Оптиной. До монастыря отец Иллиодор (в миру Георгий) вел яркую, веселую жизнь, любил театр и музыку, хорошо поесть, был окружен друзьями. В театральном мире он обзавелся кое-какими знакомствами и однажды, после спектакля, который произвел на него огромное впечатление, его пригласили за кулисы и вдруг он увидел, как рабочие разбирают декорации, как рушатся красивые, казавшиеся незыблемыми, дома… Он был потрясен. Мир, в который он так верил, который казался ему настоящим, оказался бутафорией, ломку декораций он воспринял, как метафору крушения иллюзорного, ложного мира, который он выстроил.

В следующий раз Господь посетил его в Загорске, куда он приехал по делам и когда образовалось пара свободных часов, от нечего делать зашел в Лавру. Около храма он встретил монаха, который дал ему свечи и посоветовал их поставить. «Куда поставить? Зачем?!» Монах коротко объяснил и ушел. Георгий, недоумевая, зашел в храм и вдруг вспомнил, что сегодня день смерти матери, о котором он совершенно забыл. Через пару лет он уже был насельником в Лавре.

Когда только начали открываться монастыри, он пошел в старцу Кириллу Павлову спросить, куда ему можно пойти. «Тут преподобный рядом, а ты ко мне пришел, – сказал старец, – иди к нему и спроси. Потом придешь, расскажешь». Удивленный, он пошел в храм, встав в очередь к мощам, начал молиться – и вдруг какой-то человек, которого далеко впереди подвели к мощам и приложили к ним, забился в припадке и закричал, оборачиваясь в сторону, где он стоял: «В Оптину иди! В Оптину!» Иллиодор побежал к Кириллу, который встретил его улыбкой: «Ну, что тебе преподобный сказал?» В тот же день Иллиодор уехал в полуразрушенную Оптину.

Подолгу беседуя с моими студентами, он был весел, словоохотлив, шутил, всех жалел, понимал, сострадал и никогда не делал никаких замечаний. Однажды студенты стали расспрашивать его о жизни в монастыре и искренне удивлялись распорядку дня и трудностям монастырской жизни: «Отец Иллиодор, как же вы тут живете?» «Хорошо живу, – улыбался Иллиодор, – а вот я как то раз приехал в Москву, прошел по улице, сел в метро – скажите, как же вы там живете, дорогие мои?»

Однажды после трапезы мы стали делиться с ним впечатлениями и особенно восхищались вкусным монастырским хлебом. «Отец Иллиодор, почему же хлеб у вас тут такой вкусный?» Он серьезно сказал: «А дело вот в чем. Мы тут едим хлеб с чем? С молитвой. Его пекут с молитвой, едят с молитвой. А вы едите хлеб с чем?» «С изюмом, орехами», – ответили мы. «Нет, не с изюмом. С матом. С матом вы едите хлеб. Его пока сделают, пока привезут, пока продадут – столько матом его выругают, столько раз проклянут его и всех вокруг. Вот и вся разница».

За 30 лет я ни разу не видел, чтобы он был уставшим или больным. Он вообще не любил ссылок на болезни, считал болезни лишь поводом и отговорками и как-то при мне, когда кто-то заговорил о болезни, сказал: «кушать хочется, а работать лень – называется болезнь». Как он спал, для меня загадка, потому что, попав в первый раз в его заставленную книгами и завешанную иконами келью, я не обнаружил там кровати – был маленький диванчик, заваленный книгами, на котором можно было только сидеть. Он очень много занимался пьяницами, нищими, разными маргиналами – собирал их, лечил, пристраивал по монастырям, воспитывал, кого-то даже приводил на постриг. Любил хороший чай («чай должен быть крепкий и горячий – если он не крепкий и не горячий, то это чайный напиток»)и клюкву в сахаре.

Рядом с ним все время совершались маленькие чудеса. Однажды я поехал в Оптину в разгар переселенческих хлопот – я переезжал от родителей, занял денег на благоустройство (3000 долларов) и почему-то эти деньги оказались со мной, когда я поехал в монастырь. Мы встретились с Иллиодором и поехали в Клыково, к могиле матушки Сепфоры, которую он очень почитал. У ее могилы он долго молился, потом мы пошли назад и поделился мечтой – очень хочет поехать в Иерусалим, есть возможность, но нет денег. «Сколько нужно», – спросил я. «3000 долларов», – ответил он. Я вынул деньги и отдал ему. Мы обнялись и он, счастливый, рассказал, что просил сейчас матушку помочь ему уехать в Иерусалим и вот… Я вернулся домой, понимая, что теперь моим планам на благоустройство не сбыться еще долго, да и долги надо как-то отдавать. Но… В тот же вечер отец за ужином сказал: «Мы тут скопили кое-что, тебе сейчас нужно, возьми» – и дал … 9000 долларов, после чего я вспомнил, как Иллиодор однажды сказал: «В банке у Бога самый высокий процент».

В другой раз я накупил много книг, но никак не находил время их прочесть, они лежали у меня большим штабелем прямо за диваном, на котором я спал. Ложась на диван, я покрывал их простыней и клал на них ноги. Мысль об этих книгах не давала мне покоя и как специально, во время очередного визита в Оптину заговорили о книгах, отец Иллиодор иронически посмотрел на меня и вдруг сказал: «Инок Мних имел много книг, спал на них и не знал, что в них». Один из моих студентов, который постоянно с нами ездил в Оптину, увлекся мистикой, потом масонством и ездить перестал. Во время очередного визита Иллиодор спросил, где этот студент. Я уклончиво ответил, что, мол, не нашел времени, не смог поехать. Но Иллиодор уверенно сказал: «Нет, это его старцы не пускают».

Он восстанавливал Оптину, восстанавливал Шамордино, попутно помогая десяткам храмов и монастырей и тысячам людей. На моих глазах какие-то доброхоты ему подарили машину (джип) и буквально через полчаса к нему со слезами обратилась группа прихожан какого-то нищего храма: «Помогите!» Он тут же достал ключи от машины и отдал им. Он какой-то особенной, тихой, трогательной любовью любил Матерь Божию, говорил о ней всегда очень тепло, добро, постоянно пел молитвословия Ей (ах, как он пел с народом «Царицу мою преблагую…» или особенно им любимое «Мария дева чистая…»), покупал огромные букеты и носил Ей – к ее иконам, в Ее часовни.

Он постоянно раздавал «утешения» – конфеты, печенье, иконы, свечи, книги, просфоры, крестики. Раздавать последние он особенно любил, всегда спрашивал, есть ли нательный крест и тем, у кого не было («дома в шкафу, в столе остался»), тут же давал и сам иногда надевал, объясняя, что «крест называется не настенный, не гардеробный, на шкафный, а нательный. Нательный! Почему? Потому что должен быть на теле!» Однажды я в шутку попытался остановить этот поток благодеяний, изливавшийся на нас, но он сурово прервал: «Не мешай мне делать добро».

Он вообще раздавал все, что получал. Я долго думал, что привезти ему, что бы он не отдал и заказал икону мучеников Феофила и Иллиодора, куда вставил частицы мощей. Он был очень тронут и обрадован.

Это была наша последняя встреча…

фото из личного архива Марии Мономеновой

Прихожанка Алевтина Соболева:

Такого ухода надо заслужить!

Как хорошего актера, провожая в последний путь, благодарят аплодисментами за труды, так простого Оптинского монаха провожают радостным пением, прославляющим Царицу Небесную, в память о духовном учителе и наставнике.

Он воспитал целую плеяду христианских душ. Он научил петь и духовно радоваться многих Оптинских паломников.

Пожалуй, самым запоминающимся событием в сердцах и умах паломников родной обители, после многочасового всенощного бдения, является соборное пение Акафиста Пресвятой Богородицы, а также Агни Парфене, Христос Анести под руководством покойного отца Илиодора.

И нет места печали и горести духовной, есть только человеческая скорбь и боль утраты, но нет уныния и тоски, ибо многие уверены, что этот человек, это служитель Христов, удостоен будет жизни вечной в чертогах Царских.

Во Блаженном Успении, подай Господи, новопреставленному иеродиакону Илиодору вечный покой.

Поделись с друзьями:

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

<
Новости
Мы используем cookie-файлы для наилучшего представления нашего сайта. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с использованием файлов cookie.
Принять