Это одно из самых искренних и трогательных интервью, которое мне когда-либо приходилось брать. Нина Андреевна оказалась не только Врачом с большой буквы (никто никогда не подсчитает, скольким она спасала жизнь), но и с большой буквы Человеком — даже пожилые люди называют ее «матушкой». А еще в профессиональном багаже Савосиной — настоящие чудеса, сложные реанимации, даже поимка шваброй насильника… Словом, о ее работе хоть кино снимай. И, бесспорно, эпизоды, связанные с пандемией, в этом фильме будут самыми драматичными. К слову, областное правительство недавно наградило Савосину медалью «За медицинскую доблесть». Мы, конечно, поговорили с ней обо всем этом и не только, но самое важное было для меня — это понять, какими же свойствами характера нужно обладать, чтобы любить свою работу, как в первый день, бежать туда по первому зову о помощи и при этом не потерять способности к сопереживанию?
А вот какими:
Желанием быть врачом
— Нина Андреевна, сколько лет Вы работаете врачом?
— С 1985 года, тридцать пять лет. Столько же — в Козельской больнице, заведующей отделением.
— Не побоялись ответственности?
— Нет, у меня были хорошие учителя. Мои родители – медики (Савосина – из семейной династии врачей, целых три поколения связали свою жизнь с этой профессией, — прим. редакции), их друзья и коллеги. Передо мной вообще не стояла дилемма выбора профессии, все было и так понятно — буду врачом.
— А какие профессиональные наставления Вам давали родители?
— «Сначала нужно заработать авторитет, потом он уже будет работать на тебя». Так говорили мои родители и сестра. А мне пришлось доказывать самой себе, что я – самостоятельная и самодостаточная величина десять лет.
— Трудно было сначала?
— Да, бывало… Когда люди умирали — пряталась ото всех и плакала. Иногда и сейчас плачу.
— Расскажите про свой первый день работы.
— Не помню. Я здесь живу, первый день плавно перетек во всю остальную работу.
Бесстрашием перед трудностями
— Вас наградили медалью «За медицинскую доблесть». Она — за Вашу борьбу с коронавирусом. Как у Вас в отделении начиналась пандемия? Было страшно?
— Страшно не было. Было непонятно, как все это дальше будет. Весь персонал — большие молодцы. Лиля, старшая медсестра — умничка, труженица. Кого могу больше всех выделить? Да вот их: Лилию Евгеньевну Гайкову, Татьяну Валерьевну Долганину — сестру-хозяйку, санитарку Валентину Сергеевну Вагурину и медсестру Оксану Владимировну Оболенскую. Когда все свалились, у нас осталась одна медсестра, санитарка и сестра-хозяйка. И работали они по 1,5 суток. Ночь поспят — и опять на дежурство. Девочки эти — герои, им было очень тяжело. Да и остальные, пока не заболели, работали, как лошади. Считаю, что награду заслужили все, а не только я.
— Слаженный у Вас персонал…
— Да, а еще очень помогал нам в работе рентген-кабинет, они день и ночь безропотно делали снимки. Персонал приемного покоя принимал больных, они делали кардиограммы, очень помогали. И клиническая лаборатория тоже боролась вместе с нами. Мы опирались на эти три подразделения. Помогали все, даже хозчасть: плотники, сантехники, электрики приходили по первой просьбе.
— Помните своего первого больного с коронавирусом?
— Помню, конечно. Это был апрель, самое начало, мы здесь жили две недели. Муж, когда приносил мне поесть, боялся близко подходить к окну. Первый больной — женщина с Сосенского. Начался какой-то психоз у жителей города, люди начали травить семью этой женщины. Когда ее забирали в Калугу, то кто-то сфотографировал это, выложил в соцсети. Неприятно было.
Бытовой непритязательностью
— То есть Вы буквально здесь жили?
— Да, две недели. Сотрудники приносили гостинцы по первой нашей просьбе — кефир, мороженое, жареную картошку. Мы всем очень благодарны за поддержку. Мария Андреевна, главврач, принесла нам мыло, гель для душа пациентам — ну, то, что необходимо. Одежду для одного из больных: его уже готовили на выписку, но объявили карантин, а у него не осталось смены белья. Жена — инвалид. Ну, вот Ярушина и притащила ему рубашку, штаны, трусы, носки.
— Вы просто как родные для больных…
— А знаете, как они меня называют? Кто — «матушка», кто — «мамочка». А ведь среди них есть и девяностолетние старики. Но они все равно, что дети для врача, пока находятся в больнице. У меня всегда желание вылечить всех.
— Что было самым тяжелым для Вас в период пандемии?
— Чувство «зависания». Поступает больной с пневмонией, а ковид или нет — неизвестно. Люди нервничали до получения анализов. А потом анализы приходили, и даже когда этот диагноз подтверждался, наступало у них чувство облегчения. И спокойствие. Это поразительно. Но людям было очень страшно — и больным, и их родственникам. Приходилось успокаивать.
Верой в хороший исход болезни
— Бывало, когда безнадежные случаи заканчивались выздоровлением?
— Мужчине в Калуге в онкодиспансере подтвердили рак и отправили домой в Козельск. Звонит его жена и просит меня посмотреть его. А у него, оказывается, пневмония. Врачи-то ведь тоже ошибаются. Ну, мы начали его лечить, где-то недели три лечился. Поехали в Калугу на СКТ, а им говорят: «Это не тот больной, не может быть!». Удивились, конечно.
— А как вы лечите таких трудных больных?
— Личным участием (смеется). Лежала у меня женщина. Остановка сердца в коридоре. Я хватаю ее на руки, бегу по коридору, кладу на койку, начинаю реанимацию. Мы ее запустили, больная задышала, все хорошо. Прихожу на следующий день в палату на обход. Соседка из этой палаты говорит мне: «Какая же Вы, Нина Андреевна! Её-то Вы лечили хорошо, — и указывает на женщину, которую реанимировали накануне, — а меня — плохо!». Позавидовала, видите ли, вниманию.
— Часто приходилось сталкиваться с реанимацией?
— Да, конечно! У больного аллергия. Я дежурила. Иду – навстречу бежит медсестра с криками. У больного — анафилактический шок на инъекцию. У него губы посинели, обвалилось давление. Подлетаем, начинаем интенсивную терапию. Медсестра же все сорок минут стояла перед ним на коленях, держала его руку с капельницей, чтобы не дай Бог не шевельнул.
Эмоциональностью
— А еще случаи?
— У больного была пароксизма тахикардии. Был приступ. Лежит, ничего его не берет. Он уже фиолетовый, теряет сознание. А реаниматологом был тогда Виктор Федорович Трапезников. Вместе с ним тащим мужчину на каталке в реанимацию. А в то время еще работал роддом. В реанимации дефибрилировали его. Восстановился правильный ритм, порозовел, открыл глаза. Ну, я со своим темпераментом разбегаюсь из одного угла реанимации, прыгаю на шею Федоровичу и расцеловываю. От радости — спасли же! А на другой день девочки из роддома пытались выяснить у меня – что же это они такое видели в реанимационном окне (смеется).
Строгостью
— «Строгача» приходилось пускать больным?
— На роженицу ругалась, было дело. У нее, видно это, был нежеланный ребенок. Она в потугах, ноги скрещивает и ребенка душит в родовых путях. Еле-еле родили девочку. Надо отделять «послед». А эта роженица ногой ударила акушерку! Та отлетела к стенке и практически стекла по ней. Поднимается, но к роженице идти боится. Что делать? Я становлюсь на ступенечку и говорю роженице: «Только попробуй еще раз! Лежи тихо!». Притихла, все нормально закончилось.
Решительностью
— Ну, разве это «строгач»?
— Тогда вот: ловила больного шваброй. Это было 23 февраля, как сейчас помню. На дежурстве одна из медсестер — Лена, была на сносях. А у нас в отделении лежал пациент с алкогольной интоксикацией. Он только освободился, а сидел 13 лет за изнасилование. И тут вот он начал к нашей беременной медсестре приставать. Звонит мне ночью другая медсестра, Лаврентьевна, тоже дежурная: «Ой, спасите-помогите, насилуют!». Я впрыгиваю в одежду и — в отделение. Прибегаю — Лена сидит за шкафом, только живот торчит, спряталась. Больные выглядывают из палат. «Вот, — говорит Лаврентьевна, — сказал, что всех нас изнасилует». А он такой мелкий, шибздик, ну, мне по плечо. Вызвали полицию, ждем. А он подбежал к окну, выбивает его и выпрыгивает. На шум прибежал хирург. Я кричу: «За мной!», хватаю швабру и выскакиваю за этим больным. Следом — санитарка и хирург. Бежим за ним, а расстояние увеличивается. Ну, я его и стала ловить шваброй, как крючком. А он уворачивается. Не помогло.
— Поймали?
— Да, хирург дал ему подсечку. Подняли за шкирку, отряхнули и отвели к нам в отделение. Ну а там уж связали вожжами и передали полиции. У нас тут весело.
Принципиальностью
— Да, не скучаете. А бывали на работе неприятные моменты?
— Всякое бывало. Я как-то обидела Савельеву Антонину Ивановну — заступилась за коллегу, которого она ругала. Ну так вот, поссорились. А после этого мне понадобилась характеристика для военкомата – мы же вышли из института лейтенантами запаса. Ну, она мне и дала ее (смеется): «Самая первая во всем. Однако имеет трудноуживчивый характер, может довести коллегу до резкого ухудшения здоровья». А я, когда мы поспорили, уходя из ее кабинета, увидела, что она очень нервничает, и пожалела ее. И сказала ей об этом. Вот этой жалости она мне и не простила, написала такую характеристику.
— Помирились потом?
-Ну конечно! А вообще, мы – женщины. Нам нужно давать друг другу возможность выпустить пар.
Умением радоваться мелочам
— А как Вы после всего этого переключаетесь на домашний лад? Как отдыхаете?
— С Фалей Павловной Зыкиной ходили на оперетты. Их к нам привозили в Козельск, потом на Сосенский. Так вот мы их и там, и там посмотрели. На концерты ходим. Было стыдно за земляков, когда приезжал хор имени Людмилы Зыкиной, а у нас в зале всего-то сидело 50-60 человек. Большие молодцы ребята. Даже спрашивали у нас, что мы хотели бы еще услышать и пели. Ну а еще природа доставляет удовольствие. До октября – на речке. Лес, грибы-ягоды. На рыбалку езжу с мужем, чтобы сделать ему приятное. Главное, чтобы много не поймал, чистить не люблю. А сама расстилаю одеяльце себе на берегу и читаю. Вот читать я очень люблю.
Заботой о людях
— Скажите что-нибудь для читателей как медик.
— Берегите себя, соблюдайте гигиену. И обязательно носите маски в разгар эпидемий. Следите за своим здоровьем, оно — в ваших руках.
Беседовала Анастасия Королева
Фото: Валентина Батурина
