В этом году Елене Ахромовой присуждено первое место в районном конкурсе «Лучшее ветеранское подворье»
У нее все как в добром старом советском кино: лают собаки, о чем-то перехрюкиваются свиньи… и полный двор разных птиц, которые тоже не молчат.
И в то же время вокруг очень красочно – разного окраса животные и птицы, во дворе развешано цветное белье, да еще цветов здесь – разных сортов и размеров. Помните красивое школьное стихотворение про море цветов и звуков? Так вот все это есть у Ахромовой из Чернышено. Словом, хоть доставай кинокамеру и снимай. Успевай запечатлеть настоящую деревенскую атмосферу.
Сама Елена Ахромова – женщина тоже, что называется, живая: веселая, с добрыми глазами. И сразу видно – хозяйка. Когда она выходит к своим птицам и скотине – оркестр смолкает, все почтительно замолкают.
Лает только собака, но ее Ахромова тут же осаживает: «Не кричи». И та замолкает тоже.
— Ну вот, смотрите, мое хозяйство, — она обводит рукой подворье, разбитое на несколько огороженных изгородью зон. В каждой, естественно, свое «население»: здесь и гуси, и утки, и индоутки, и куры.
— У меня одной птицы больше сотни! — говорит Ахромова, открывая одну из клеток.
Она не скрывает, что и птицу и свиней разводит для мяса. Правда, не на продажу. «У меня уже четыре внука, все уходит на семью, продавать даже нечего».
То же самое и с овощами, которые Ахромовы выращивают сразу на нескольких огородах – арендуют соседские. Всего обрабатывают без малого 60 соток!
«На днях целую телегу тыквы приперли, тыква не нужна?» — спрашивает Ахромова. Но мы отказываемся – своей навалом. Еще за время нашего разговора Елена Валентиновна успеет предложить и свеклы, и морковки:
— 25 мешков накопала. Что-то сами съедим, остальное – на корм.
…На земле она с детства. «Мы жили в километре отсюда – в рабочем поселке, потом я в Сосенский учиться поехала, потом замуж выскочила сюда, в деревню, и все», — рассказывает Ахромова. После «и все» она красиво и широко улыбается. То есть это «и все» можно понимать не как «и все – закончилась жизнь» , а «все только началось».
— Бригадиром работала в колхозе. Потом дети пошли… 20 лет дояркой еще отпахала, — и снова она добавляет «и все». На этот раз, кажется, правда «все». Потому что взгляд Ахромой грустнеет. Начинаются воспоминания про нелегкую, но все-таки – жизнь.
— Тяжело было работать. Очень тяжело, но когда колхоз был, мы хоть зерно брали, нам давали его, комбикорм мололи. А сейчас – ничего. Корма очень дорогие, содержать свое хозяйство – в копеечку выходит.
— И коровы нет, — вздыхает Ахромова, — раньше была, конечно. Своя корова была, да еще из колхоза дадут. Всех держали.
Но колхоз закрылся, ферму в 2011-м развалили. Всех, в том числе и Ахромову, отправили по домам. Все, что осталось им в наследство от былых времен – трактор, который успели выкупить. «Колымим на нем иногда, но в основном для себя используем, как без рук без него», —признается Елена Валентиновна.
Кажется, те масштабы и объемы, что сегодня есть у Ахромовых – это попытка заглушить тоску по колхозу. Или все ради того, чтобы не было для этой самой тоски времени?
— Теперь у меня свой колхоз. Поднимешься с шести утра и, пока не стемнеет, возишься! — говорит Елена Валентиновна, — некогда даже о чем-то подумать, поскучать некогда: то урожай собрал, то навоз – вон, вчера целый день вывозили. Потом пахать надо, птица, опять же, скотина. Корма варить не успеваешь, бочка стоит, видите, это сто литров, так представьте! Шесть поросят – шесть ведер надо снести, тяжело!
Зато – и это Ахромова тоже не скрывает – и тушеночка своя, и сальце, и мясцо. И в любой момент петушка можно на супчик отправить, и яиц всегда вдоволь. В любом колхозе позавидовали бы.
А еще у Ахромовой есть своя мельница.
— Не сдаетесь, то есть? — спрашиваю, понимая, что любой человек в деревне только работой и живет. И, пожалуй, те, кто смог пережить повсеместное разрушение колхозов и ферм, кто не спился, не уехал, те и есть настоящие русские, те, у кого в крови – не сдаваться, всем назло вперед идти. Ахромова – как раз из таких.
— Нет, не сдаюсь. И не буду сдаваться! — отвечает она на мой, по сути, мировоззренческий вопрос.
Наверное, этот ее характер и оценили члены жюри конкурса на лучшее подворье. Хотя сама хозяйка уверена, что награду дали из-за обилия птиц.
Этот год тоже устроил тест на характер. И так тяжело в деревне жить, а тут еще этот «вирус долбанный», как его называет Ахромова. И правильно называет. Да еще до кучи – год-то нынче високосный. Как это на хозяйстве сказывается? Да вот послушайте:
— Знаешь, купила инкубатор, и вот эту птицу выводила из инкубатора, профессионально уже. Потому что в этом году свои куры не сели – говорят, потому что високосный год, от этого, оказывается, зависит, — рассказывает Ахромова, — испокон веков, сама заметила, как високосный год, так какая-то проблема или на скотину, или на урожай идет. Вот нынче картошка плохая. Почему-то вывод у всех – високосной год.
Одна радость – коронавирус до их мест не дошел. Зато нынче в каждом дворе дети были. Все от этой заразы в деревне прятались. И жизнь еще больше закрутилась. Вот только едва пандемия дала слабину, гости обратно уехали. Даже те, кто клялся земле в большой любви. Не понимает таких Ахромова – и что они в этом городе находят?
— Вот заставь меня сейчас в город жить поехать – я ни за что не поеду. Я вот, когда к дочке с внуком посидеть приезжаю в Сосенский, так я не знаю, как оттуда уехать, — смеется Елена Валентиновна.
Ахромова говорит, что в последние годы многие пытаются в деревне прижиться, но не у всех получается, «жилки деревенской нет». Вот недавно соседи у них появились – из Подмосковья. «Ой земля! Будем работать! Красота, романтика», — бегали, восхищались. А через год спина у романтиков заболела – и как ветром сдуло.
— Не нюхали они, что такое – работать на земле, — Ахромова строга к городским, — а мы уже прижились, привыкли.
Сила привычки – дело, правда, особое. Недавно газ к Ахромовым провели. Долго они на это деньги собирали и счастливо всем заявляли – дрова готовить теперь не будем.
Но топор далеко не убрали.
— Так все равно придется рубить. Корма-то варить надо! — Елена Валентиновна даже будто обижается, почему это им все теперь говорят, мол, работы меньше станет, раз газ провели!
И все же есть отдушина у Ахромовой в подворье. То, мимо чего члены жюри, видимо, тоже не прошли.
— Вроде и старенькие уже, а цветы еще любим.
— Что значит “старенькие”?
— Уже 58-й год!
— Так молодость!
— Да, молодые совсем! — смеется Ахромова и торопится на прощание – мы уже у машины – рассказать про свое самое задушевное, — георгины вот, розы, это вот сентябринки, эти вот я не знаю, как называется, но я их тоже люблю, они красивые.
Цветами она готова засадить всю округу – дай только волю женщине.
— А тут вот газ через дорогу прокопали, я взяла еще насажала цветочков, а то все равно бурьян растет, — говорит Ахромова, и снова ее мысли уносятся в прошлое, когда еще работала ферма. Оказывается, все с этой фермой связано, даже цветы.
— Так-то, когда трудились на ней, некогда было цветы даже разводить: три раза ходили доить только! Мы и дома-то не были, а сейчас вроде как хозяйства своего много, но находим время на цветочки!
Все же грустит Елена Валентиновна по большому делу – никакое хозяйство, похоже, колхоза не заменит. Свое подворье – оно потому и свое, что только на себя работаешь, а тянет русского крестьянина и другим быть полезным.
— Всю ферму растащили, одна коробка только осталась, — тихо говорит Ахромова. Так рассказывают о самом дорогом, но уже навсегда ушедшем.
— Жалко. Если бы вот, конечно, наш начальник продал ферму – ведь покупали же! – мы бы и сейчас работали, но… что теперь говорить.
Николай Хлебников
Ваш комментарий будет первым