Нажмите "Enter" для перехода к содержанию

Слово ветерана

Блокадница Валентина Вацлавовна Кучеренко пишет стихи и прозу. В этом году должна выйти ее книга. А накануне Дня Победы мы встретились с писательницей, поговорили о ее творчестве, в котором о блокаде «всего несколько строк», вспомнили пережитое в Ленинграде, поразмышляли о том, почему современная молодежь редко берет в руку книжки.  

Подарок для читателей. Стихотворения и рассказы Валентины Вацлавовны вы прочтете первыми!

«В семь лет я прочитала «Анну Каренину»

Валентина Вацлавовна мы с Вами встречаемся не в первый раз, и на страницах нашей газеты Ваши воспоминания тоже писались не раз, но все же перед тем, как поговорить о Вашем творчестве, о котором пока мало кто знает, я хочу Вас попросить вспомнить время перед войной.  Каким оно было? Какие детали, моменты, случаи остались в памяти?

— Самое счастливое воспоминание у меня осталось от первомайской демонстрации. Это был май  1941 года как раз. Красиво оформленные колонны. Транспаранты, флаги, цветы… Цветы делали из бумаги или материала – белые и розовые. Затем их крепили на веточках с распустившимися зелененькими листочками. Получалось, будто яблони цветут. А у детей в руках мячики, мы их называли «раскидаи». Это такая игрушка. Мячики делали из цветной бумаги: набивали опилками и стягивали резинкой. Его кидаешь, а он возвращается к тебе. А еще в этот день на каждом углу продавались ириски и орешки, которые мы очень любили.

Жили большой дружной семьей. Папа, Вацлав Станиславович, был военным. Мама, Валентина Ивановна, работала с папой в войсковой части. Оформляла стенды, рисовала плакаты, рисунки. Старшая сестра Галина – ей в тот год исполнилось десять – училась в школе и присматривала за мной и нашей младшей сестренкой, трехлетней Ядвигой.

А вам в 41-м было семь лет. Вы готовились пойти в школу? Учились  читать, писать?

— Я уже умела читать и читала хорошо. Помню, что всегда ходила с толстой книгой. И знаете, что это была за книга? (улыбается). «Анна Каренина» Льва Толстого. Читала ее маленькими кусочками. Мама с папой приходили домой и спрашивали: «Ну, Ляля, сколько сегодня прочитала?». И я показывала, сколько страничек прочитала за день.

Почему «Анна Каренина»?

— Даже не помню. Видно, выбрала что потолще – для солидности. Из детских помню «Федорино горе» Корнея Чуковского и другие его стихотворения. Их нам мамочка читала или рассказывала. Она знала наизусть очень много разных детских стишков, сказок.

Вот откуда Ваша любовь к слову! Можно было бы сказать, что детство Ваше было счастливым и радостным. Но я помню, Вы однажды рассказывали, что незадолго до войны в семье случилось горе…

— Да, вы знаете, незадолго до начала войны арестовали папу. И тут как раз война, она окончательно оборвала все надежды на то, что счастье еще вернется в нашу семью. Пару вскоре освободили, и тут же – на фронт. Слава Богу – это я уже вперед забегаю – папа не погиб, он вернулся к нам после разгрома Японии.

Я же осенью 1941 года пошла в школу, и хотя я долго этого ждала и готовилась, радости не было. Обстановка была тревожная. В сентябре кольцо блокады сомкнулось.

В школе проучились всего два месяца – сентябрь и октябрь. Помню учительницу. Помню, как нам давали в металлических кружках супчик с капустными листочками. Город немцы бомбили и обстреливали ежедневно. Ходить в школу стало небезопасно, и нам запретили посещать занятия.

С каждым днем становилось все тяжелее. Мама работала на заводе – снаряжала боеприпасы. Первое время от постоянных бомбежек девочки прятались в бомбоубежище. А когда от голода и холода сил передвигаться уже не было, оставались в темной квартире. Лежали, прижавшись друг к другу, на кровати, одетые в пальто, валенки, шапки, сверху укрытые всем, что могла найти мама. Страха не было. Было постоянное чувство голода.

«Нам принесли подбитых воробьев, мы их съели до перышка»

  «Постоянное чувство голода и холода» – это одна из примет войны. Эту фразу можно встретить и в дневниках блокадников, и тех, кто работал в тылу. Но современным поколениям этого уже не понять. Вы можете описать то чувство голода, попробовать передать его?

— Голод передать трудно. Детские 125 граммов хлеба мама делила пополам – утром кусочек и вечером. А бывали дни, когда и этого не было. Однажды на улице я подобрала черный комочек и принесла домой. «Ляленька, это же сыр», — обрадовалась мама.

А что касается холода… Обогревались так: на полу стояли четыре кирпичика, на них – таганок. Туда ставили маленький чугунок и под ним разводили огонь. Подкладывали листочки, обложки от книг, что стояли в папином кабинете. С улицы приносили снег и топили в чугунке. Пили теплую водичку.

Так мы прожили полтора года. В начале весны 1943 года нас эвакуировали по Ладожскому озеру.

Что помогло выжить в таких нечеловеческих условиях?

— Я благодарю свою мамочку. Она была нашим ангелом-хранителем. Ее любовь и забота помогли нам выжить. На работе ей давали хвойный отвар, а она его приносила. В папином ящике для инструментов нашла четыре плитки столярного клея. Отламывая по кусочку, варила жидкий киселек. Помогла мальчишкам сделать рогатку, и они ей дали четыре подбитых воробушка. Мы их съели до перышек. Где-то добыла 50 граммов гречневой крупы, немного овса…

Когда ехали по Ладожскому озеру, было страшно. Мама нас к себе прижала и успокаивала: «Не бойтесь, плавать я умею. И вас спасу». Это сейчас понимаешь, что спастись было бы невозможно – машины мгновенно уходили под лед. Но мы ей верили, во всем слушались и помогали.

В эвакуации мама работала на ферме. И нам, детям, каждый день давали по стакану молока. Мама хорошо шила. Многие к ней обращались. Люди были ей благодарны и нас подкармливали, принося что-то из еды.

Спустя годы одно из своих стихотворений я посвятила маме:

В мягких туфлях тишина

Тихо в комнату вошла;

Тише, тише – не скребитесь, мыши,

Тише, тише – снег сползает с крыши…

Первый тихий теплый дождь,

Тишину не растревожь.

На мягкой подушке – ладошка под ушком:

Спит такая миленькая, старенькая мама.

«Для меня даже сегодня вспоминать те события тяжело»

О блокаде Вами что-то написано?

— Всего несколько строк  мною написано в стихотворении, посвященном участникам хора «Ветеран»:

А я была в то время в Ленинграде,

Достался мне сорокаградусный мороз,

Бомбежки каждодневные и артобстрелы,

И черная тарелка; тук, тук, тук –

 И вой серены прерывал их звук:

«Воздушная тревога. Воздушная тревога»,

Потом по Ладоге была ледовая дорога.

Для меня даже сегодня вспоминать те события тяжело. Видно, поэтому и на бумаге излить эти чувства сложно.

В каком возрасте стали писать?

— Точно сказать не могу. Помню, когда мне было 25 лет, я написала своему мужу такие строчки:

Знаешь, что я тебе подарю?

Небо, звезды, снега и тайгу,

Лунный свет серебристый и нежный,

Соловья голосок безмятежный,

Свое сердце, всю нежность свою

За одну лишь улыбку твою.

Мы познакомились в Новокузнецке. Сюда я приехала по распределению, после окончания Ленинградского строительного техникума. Строили железную дорогу Томск-Асино-Белый Яр. Скорее всего, с этого времени и начала писать стихи. Много потерялось, что-то забыла, не успев записать. Чаще всего строки сами складывались, реагируя на то или иное событие. Например, я лежала в больнице и, стоя у окна, наблюдала за воробьем. И вот что получилось:

Он смело смотрит мне в окно

И клювиком стучит в стекло,

Насыпь мне крошек, предлагает:

«Да, выходи гулять – попрыгаем и полетаем».

Вот такое смешное получилось четверостишие.

«Сегодня дети не видят родителей с книгой»

Сами что любите читать? Есть любимые авторы?

— Сколько себя помню, читала всегда и много. Любовь к чтению мне и сестрам привили родители. В эвакуации книг у нас не было. Даже когда мы пошли учиться. Все четыре класса занимались в одном большом помещении. Для первоклашек был всего один букварь. И мама для тех, кто ходил в первый класс, на оберточной бумаге рисовала буквари – т.е. срисовывала с того, что был. Помните: «Мама мыла раму».

Сама люблю читать о русской деревне. Такие как трилогия Алексея Черкасова «Хмель», «Черный тополь», «Конь рыжий». Или Мельникова-Печерского «В лесах», «На горах». С наслаждением читала Валентина Распутина, Василия Шукшина, Даниила Гранина. Книг замечательных много. Было бы желание. Из классиков могу назвать Ивана Бунина, Николая Некрасова…

У меня была очень хорошая память. Иногда просыпаясь ночью, начинала читать наизусть то, что читала днем. Даже сейчас многое сохранилось в памяти. Хотите, почитаю? Будете слушать?

И один за другим в исполнении Валентины Вацлавовны зазвучали стихи Сергея Есенина, Александра Пушкина, Федора Тютчева, Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Эдуарда Асадова, Ларисы Рубальской…  И, не догадываясь, прочитала она и мое любимое «Атланты» Александра Городницкого. Когда слушала это стихотворение, подумала, что такие люди как Валентина Вацлавовна Кучеренко и есть Атланты, держащие небо над Россией.

Как думаете, почему молодежь сейчас мало читает?

— Можно, конечно, во всем обвинить компьютеры. Но причина не только в этом. Сегодня дети не видят родителей с книгой. И на кого им остается равняться? В семьях, где читают родители, читают и дети. Интерес к чтению должны в первую очередь прививать родители. С детства. Так было в моей семье. Так и должно быть.

Что бы Вы сказали молодому поколению?

— Самое главное – с уважением относиться к родителям и старшему поколению. Быть добрыми и добиваться своей цели.

Беседовала Ирина ЯКУНИНА

ФОТО: Василий и Валентина Батурины

Сказка про Ангела и кота

Мне её прочитала со своего телефона Людмила Николаевна, мы с ней лежали в больнице в одной палате, а я немного дописала.

    На высокой заснеженной ветке перед домом сидел Рыжий Кот. Рядом с ним тихо опустился Ангел.

    — Привет, — сказал Ангел.

    — Привет, — нехотя, не поворачиваясь, сказал Кот. — Ты, поди, за моей старушкой пришёл?

    — Нет. Здесь мальчишку самого от себя лечил.

    — Так ты и лечить умеешь?

    — Умею, хоть и не всё.

    — Так что же ты молчишь? Пошли!!!

    Кот рыжим вихрем слетел с дерева, рядом с ним тихо опустился на крыльцо Ангел. В комнате тикали ходики, в кровати лежала старушка, лица почти не было видно среди подушек, дыхание хриплое, со свистом.

    Ангел подошёл, наклонился над ней, сложив крылья на груди, и стал что-то шептать. Кот подбросил в печку дров, подвинул остывший чайник, поставил большую кружку с молоком, подбросил в чай листья. Сказал:

    —  Будем пить чай.

    Дыхание у старушки стало спокойнее, тише. Кот пригласил Ангела к столу. Ангел сказал, что останется здесь, пока Михайловна на ноги не встанет.

    — А ты откуда знаешь, что её Михайловной зовут?

    — Я всё знаю. Даже то, что тебя Джериком зовут.

    Утром они опять сидели на ветке.

    — А ты почему босиком? — спросил Кот. — Надо будет тебе носки связать.

    — А почему ты так высоко забрался? — спросил Ангел.

    — Чтобы Сашка снежками меня не доставал.

А дальше я придумала.

    Стало тепло. Михайловна вязала носочки для Ангела.

    Вышел Сашка. Михайловна сказала, что купит ему конфет с пенсии.

    — Не надо, — сказал Сашка. — Ты лучше Коту рыбки купи, а я его больше обижать не буду. Мне конфеты мамка с папкой покупают.

    — Куплю, – сказала Михайловна. — Я рыбку тоже люблю.

Мамочка ночью пришла ко мне

    Это было в Козельске летом, ближе к осени. Ночи уже темнели. В августе, на Преображение, мы сорвали первые яблоки. Я очень скучала без мамочки. Думала, что она только Ядю любила, а меня – нет.

    И вот ночью было темно, видны были только переплёты окна из моей комнаты. Я вдруг почувствовала, как на меня льется поток тепла, любви, нежности, жалости. Мамочка стояла у моей кровати – лица не видела, но ощущала  мамину фигурку в её постоянной одежде, и даже её атласный старенький тёмно-синий платочек с небольшим белым рисуночком у неё на головке.

    Что делать? Хотела позвать, протянуть руку, но не могла. Не могла повернуть и голову. Потом мамочка обошла мою кровать и вышла с торца в другую комнату. Я лежала, думала, но не двигалась, потом уснула.

    Проснулась утром – светлая и счастливая. Так и ходила с этим счастьем долго-долго. Поняла, что мама и меня любила, но почему-то она меня и жалела. Так и получилось. Мне досталась и Ядина болезнь, и похороны, и моя тяжёлая болезнь. Вот и сейчас лежу в больнице у Л.В.

***

А сегодня новый подарок – Чудо опять. Я спала днём, так как почти не спала ночью. И вдруг очнулась, что стою у открытого окна, яблоня у моего окна вся в цвету – вся облеплена свежими белыми цветами. Куда ни переведу взгляд – одни цветы. Много. Свежие.

Потом я пошла и легла ещё поспать. Когда проснулась, пошла к окну – яблоня отцветала. Опять Чудо!.. Так и вижу всю цветущую яблоню до сих пор.

Встреча

    Почему Лёша отправил меня одну? Дал ведро, довёл до тропинки и объяснил, что небольшой кусок черничника – целый, не тронута ни одна ягодка. Я пошла, следила за левой стороной от тропинки. Кругом лес красивый, далековато от тропки. Шла спокойно, не спешила. Увидела, что навстречу идет собака – большая, приближается ко мне тоже спокойно. Значит, чья-то из приехавших в лес. Я не свернула. Это волк, поняла я: красивый, густой, серый мех. Я не отводила от его морды глаз, шла спокойно. Метра за 1,5 от меня он свернул и пошёл под углом от тропки приблизительно в 40 градусов в низкорослую лесную зелень. Не оглянулась на него, так же была спокойна, но через сколько-то минут почувствовала, что сердце стучит мне в ладонь. Значит, не заметила, когда поднесла ладонь к сердцу. Дошла до черничника и стала собирать ягоды, почему-то боялась смотреть, куда ушёл волк. Лапы у него заметила, какие они сильные. Но меня увлекла крупная черника, и я забыла про волка. Быстро набрала ведро и пошла назад.

    Вся наша компания уже пришла (без ягод) и отдыхала. Удивились, что я набрала много. Я не стала всем говорить про волка. Он как мой был, и никому не хотелось отдавать.

    Но потом, когда Лёша водил меня в лес за грибами, я всегда всматривалась в низкую лесную зелень. Думала, а вдруг он меня запомнил и тоже хочет увидеть.

*

Воробей

Растопыря перышки, в плечи спрятал горлышко,

И сидит герой – холодно зимой;

Вот сейчас в атаку бы!.. Да согреться в  драке бы!..

Но сидят друзья – теплая труба.

Помоги воробышку, сыпь в кормушку зернышки,

С нами наш герой летом и зимой.

Не манят страны дальние –

За своими санями

В дождь и снегопад каждой крошке рад.

*

О козе

Наверно,хозяйка вела ее в травку –

Весной пощипать молодую муравку;

И, заболтавшись о чем-то со мной,

К своей подопечной встала спиной.

А я от восторга в слова не вникала:

На плитах бетонных коза танцевала!

Взлетела по плитам и прыгала вниз,

Как будто ее вызывали на бис.

В черненьком платьице с белой манишкой

Летала по плитам легкою мышкой:

С плиты на плиту – то полет, то скачок,

Как стук каблучков, копыт стукаток!

То хвостиком вертит, то рожками двинет,

То свечечкой стройной шалунья застынет;

Танцуй, дорогая, скоро все минет:

Как только просыпится первый снежок,

В сарайчик закроют тебя на замок.

*

Молодой месяц

Считала дни, часы, минутки,

Взглядом шарила по горизонту,

Но ни ответа, ни привета,

Нет молодого месяца – все нет и нету.

А через два часа, как будто бы из пушки,

Он оказался прямо над моей макушкой:

Состроил рожицу, разулыбался

И величаво, деловито так, в ночи остался.

— Да где же был, гуляка, с кем общался

И на глаза мне с опозданьем показался?

— О, эти два часа мне тучка помогала,

Я прятался за ней, а юная звезда меня ласкала,

Я ей качал серебряную колыбельку,

А тучка постелила мягкую постельку.

Живет любовь всегда, везде, для всех,

 И мне в ее лучах понежиться – не грех!

Так что случилось? Говори, старушка,

Моя седая, верная подружка,

Я звездным поцелуем встретил ночь

И появился, чтоб тебе помочь.

— Ах, месяц маленький, рогатенький, блестящий,

Я на тебя любуюсь столько лет,

Что уже пора бы наградить меня за это,

Насыпь же мне в карман серебряных монет.

*

Памятник малолетним узникам

Такой маленький, с мраморным крестиком

Нашел себе место на нашей площади;

Измученные успокоились детские сердечки

В старинном городе, ставшим им домом.

Продолжает историю площадь Козельская,

Памятник памяти детей миллионов.

Теперь и для них горит вечный огонь

В старинном городе, им незнакомом.

И охраняют детский покой люди живые

И жившие на этой земле;

Четкий список за Вас, погибших

В Великой Отечественной войне.

Будьте добры к нам, люди Козельские,

К нам – малолетним, погибшим не дома,

Помните о детях с клеймом на плечике,

Помните в городе, ставшим нам домом.

*

Эх, девчонки военных лет

Позвала вас на фронт романтика…

Мы вот живы, а многих нет –

Тех, кто в бой пошли еще в бантиках.

Так и наша Маргаритка:

Была девчонка, как с открытки,

 Позабыла про танцы, шляпочки,

Сапогами стирая пяточки,

 По военным дорогам в лихую годину

Протянула связь до Берлина.

Парень-красавец Роман – минометчик

Подарки фашистам разрывные слал,

А к ночи друзьям, не тревожа их очень,

 «Соловьи, соловьи, соловьи» напевал.

Ох и голос!.. Ему бы в артисты,

После боя устало бойцы рассуждали:

«Поберечь бы его для людей», —

И, не в силах бороться со сном,

С ложкой каши в руке засыпали.

 Как все счастливые на свете,

С малых лет в войну играли дети.

Серегину война досталась в детстве наяву:

Под холодным дождем, за колючей проволокой,

Война крестила Женю холодом и голодом.

Как стадо гнал фашист и женщин, и детей,

Стреляя в детвору потехи ради.

А я была в то время в Ленинграде,

Достался мне сорокаградусный мороз,

Бомбежки каждодневные и артобстрелы,

И черная тарелка; тук, тук, тук –

 И вой серены прерывал их звук:

«Воздушная тревога. Воздушная тревога»,

Потом по Ладоге была ледовая дорога.

*

Сестренке к 60-летию

Годы подошли, как будто подбежали,

Но не так ты печали в глазах;

Что-то мы в жизни своей потеряли,

Что-то прожили немного не так.

И наше горькое: «Вот, шестьдесят!» –

Это не осень, это не старость!

Это прожить еще столько же нам,

Нашей второй половине осталось.

*

Вдовам погибших

Не верьте зеркалу, когда оно

Морщинки наши отражает –

Это холодное стекло

Тепло и молодость

Души нашей скрывает.

И сколько б не осталось нам еще прожить,

Мы будем помнить и любить,

МЫ будем помнить и любить…

Мы любим тех, кого уж нет и никогда не будет,

Чей взгляд и блеск любимых глаз

Мы никогда не позабудем.

И сколько б не осталось нам еще прожить,

Цветы носить на их могилы будем сами,

Все так же их любить влюбленными сердцами,

Для них писать стихи,

Им комплименты говорить,

Мы будем помнить и любить,

МЫ будем помнить и любить…

*

Ветеранам Великой отечественной войны!

Май, девятое!

И вот уже который раз

Идут колонной ветераны –

Награды солнцем жалят глаз,

Скрипят протезы и болят

В боях полученные раны;

Не обижайте старость жалостью,

Не прячьте глаз смущенных.

Шагают гордые бойцы

Частей краснознаменных,

Идут солдаты, в сорок пятом

Нам подарившие победу!

Сердца их мужества полны…

Тогда мужья, сыны, отцы,

Сегодня – только деды!

Интервью, стихи и прозу Валентины Вацлавовны Кучеренко к публикации подготовили: Ирина Якунина, Кирилл Гизетдинов, Кира Бекасова. Также благодарим за участие Районный отдел социальной защиты населения.

Поделись с друзьями:

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

<
Новости
Мы используем cookie-файлы для наилучшего представления нашего сайта. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с использованием файлов cookie.
Принять