Нажмите "Enter" для перехода к содержанию

«Когда захожу в храмы, то даже не верится, что это – моя работа»

Художник Церкви Марина Кашина о своём непростом призвании

В 90-х годах прошлого столетия она была одной из немногих девушек в России, начавших изучать древнюю византийскую технологию росписи храмов – фреску. Её педагогом был профессор, руководитель монументальной мастерской Евгений Николаевич Максимов – преподаватель одного из престижнейших вузов страны Московского художественного института им. В.И. Сурикова. Вместе с ним за годы обучения она побывала во многих городах, расписывая стены восстановленных и абсолютно новых храмов. Но в 1997 году впервые оказавшись в Оптиной Пустыни, бывшая ученица влюбилась в это место и решила связать свою жизнь с Козельском. Итак, знакомьтесь – иконописец, преподаватель козельской художественной школы Марина Кашина.

«Страшно лишь человеческое невежество и вандализм»

С нашей героиней мы встретились в заново отстроенном храме Всех Святых, что расположен близ Оптинского монастыря. Здесь Марина работает уже четыре сезона. Представить будущий результат можно уже сейчас – благодаря макету храма с эскизом росписи, которыми руководствуется мастер. 

– Марина, получается, что Вы следуете принципу театральных художников-декораторов: сначала изготавливаете макеты «сцены» и «декораций», а потом по нему всё воспроизводите?

– Да, только здесь не декорации и современные материалы, а фреска – древняя техника.

– Известно, что процесс создания фрески достаточно трудоёмкий. Стоит вспомнить фильм Тарковского «Андрей Рублёв», где герои фильма расписывали храмы целой артелью. И там были не только художники, но и левкасчики.

– Конечно, ведь сначала на кирпичную кладку надо нанести несколько слоёв левкаса, который делается из извести, воды, кирпичной и мраморной крошки, песка и пакли, известь готовится специально: выкапывается яма, в неё засыпают извёстку, заливают водой. Там она несколько лет гасится, промывается в специальных ёмкостях. Это очень долгий и трудоёмкий процесс, но от него напрямую зависит качество фрески.

– И, судя по тому, что сейчас стены храма не отштукатурены, то в этом тоже есть какой-то секрет?

– Да, опять же по технологии на данный момент все станы храма покрыты первым, самым грубым слоем левкаса. Последующие два слоя – более тонкие – левкасчик наносит за несколько часов до росписи небольшими фрагментами, который художник сможет написать за одну смену. Я, честно говоря, пишу долго, потому что этот храм летний. Здесь нет отопления. Работать можно только в тёплый сезон.

– Наверное, и технологию надо особую соблюдать, чтобы ничто не отстало от холода, не облезло от сырости.

– А вот чем фреска и хороша, что она рассчитана на века. И если вся технология соблюдена правильно, то росписи не страшны ни влажность, ни перепады температуры. Страшно лишь человеческое невежество и вандализм, перед которыми фреска беззащитна.  

Вот смотрите, – говорит Марина и берёт ёмкость с водой, направляясь к нанесённой на пробе росписи. – Сейчас эту часть намочу, проведу рукой, и вы увидите, что краски не смываются. Они уходят вглубь слоя, а известь, выступая на поверхность и вступая в химическую реакцию с воздухом, создаёт крепкую защитную плёнку. Она закрепляет пигменты. 

– Вот это да! Действительно плёнка! – трогая намоченную часть, удивляемся мы. – У кого же наши предки переняли эту технологию фреску?

– В Древней Византии. Так расписывали храмы в Греции, Сербии, Болгарии, Италии… В  этой технике работали и преподобный Андрей Рублёв, и Феофан Грек, и Дионисий, и многие другие иконописцы, чьи имена до нас не дошли. И вот если бы в нашей стране не было столько разрушительных войн и революций, то их росписи могли бы сохраниться до нашего времени.

«Время было удивительное!»

– Марина, как же так получилось, что Вы занялись этим делом?

– После училища, который я закончила в Краснодаре… Да, не удивляйтесь, я – южный человек, из Сочи. Так вот после училища в 1993 году я уехала в Москву и поступила МГХАИ им. В.И. Сурикова, где училась в монументальной мастерской у Евгения Николаевича Максимова. На тот момент он уже увлёкся фреской и влюбил в это дело нас, студентов. Мы ездили  в Ростов Великий, где в кремле копировали росписи. Снимали копии с книг, фотографий. Пробовали разные техники – мозаику, фрески по сухому, витражи…

– А в Оптину когда Вы попали?

– Сюда я приехала студенткой на летнюю практику вместе с нашим преподавателем Евгением Николаевичем. Накануне он расписал храм на Кипре, и архимандрит Венедикт, настоятель Оптиной Пустыни,  пригласил его с нами принять участие в росписи монастырских храмов. Обитель возрождалась, кипела работа по росписи Казанского храма, внутри которого стояли строительные леса. Евгений Николаевич со старшекурсниками расписывал купол храма, монахи-иконописцы – алтари пределов. А нам, младшим, доверили писать святых в медальонах на арках. Время было удивительное! Чувствовалась сопричастность к большому делу.

– Марина, а не страшно было этот храм – храм Всех Святых начинать расписывать одной?

– Есть такая поговорка: «Глаза боятся, а руки делают». Есть утверждённый проект, макет. Храм небольшой, и всегда есть возможность посоветоваться с другими иконописцами, к тому же есть свой опыт. До этого я принимала участие в росписи храмов монастыря. Была большая работа в Наро-Фоминске, где по благословению игумена Иллариона расписывала храм в честь Святителя Николая. Есть такая интересная история, связанная с этим местом. Храм этот стоит на возвышенности над рекой. А предел в честь Великомученика Георгия Победоносца обращён в сторону, откуда наступали немцы во время Великой Отечественной. И они никак не могли взять этот рубеж. К тому же старожилы рассказывали, что зимой, когда началось наступление, здесь вдоль речки по льду ходил Святитель Николай. Вот такие чудеса…

Но вернёмся к росписи. В Наро-Фоминске было принято решение писать фреску по сырой штукатурке, чтобы как говорится на века. Храм большой, высокий, три передела. Работало вместе со мной девять художников. Расписывали года три. Мне посчастливилось работать с интересными людьми. Писала образ Пантократора в центральном куполе, архангелов Михаила и Гавриила – на сводах, Рождество Христово, снятие с креста и успение Пресвятой Богородицы, – показывая фотографии своего рабочего портфолио, рассказывает наша героиня.

– А на эту часть, что перед собой видим вживую, сколько времени ушло? – спрашиваем, указывая на Троицу.

– Много – целый сезон.

– А как выбирали колорит? Глядя на фотографии храма в Наро-Фоминске, мы видим, что там преобладают голубые и синие тона, а здесь – охра во всех её оттенках.

– Потому что здесь храм небольшой, в честь Всех Святых. Хочется, чтобы он был праздничным, радостным. К тому же светлые тона оптически увеличивают пространство.

«Труд левкасчика тяжёлый…»

– Святую Троицу Вы писали по канонам…

– Церковная роспись – всегда работа с каноном. Также всегда надо учитывать архитектурный стиль храма. Работая над образом Пресвятой Троицы я опиралась на икону преподобного Андрея Рублёва по композиции и колориту.

– Марина, а это что – картон? – указывая на что-то, похожее на трафарет, спрашиваем иконописицу.

– Да, на картоне всё отрисовывается в натуральную величину. Затем вырезается фрагмент, который сможешь написать за один раз по сырому. На стене отмечаешь для левкальщика общие очертания фрагмента. Он закладывает левкас, а утром приходишь, переносишь рисунок на стену и начинаешь писать… Пока не закончишь. Когда кусок готов, за дело снова берётся левкасчик – аккуратно обрезает изображение точно по контуру и по стыку закладывает следующий фрагмент. Ювелирная работа. Всё по принципу мозаики.

– Швов отсюда не видно. Может, поднимемся повыше? – предлагаем Марине и вместе с ней поднимаемся по строительным лесам, чтобы разглядеть Троицу поближе. – Высоковато…

– Нет, нормально. Вот когда мы работали в Москве, в храме Христа Спасителя, то там был лифт, потому что высота была огромная – 70 метров.

–  Вот Вы говорите, что здесь работаете только в тёплый сезон. Скучать ведь будете, когда зима наступит, и роспись храма придётся отложить до весны?

– Да, под конец октября придётся сворачивать работу в храме, но в мастерской работа будет продолжена над картонами.

– Марина, были моменты, когда работа шла тяжело?

– Конечно. Фреска – материал очень сложный. Бывает, что вроде бы по технологии всё правильно сделали, начинаешь писать, а стена «не пьёт» или уже «не пьёт». Краска не впитывается, течёт. Устал не устал, а работу надо закончить. Как левкасчику, так и художнику. Поэтому наш труд тяжёлый, требует собранности. Особенно, если это большие объёмы. Надо так залевкасить, да чтобы ещё швов не было видно.

– А мы видим, – говорим, поднявшись на самую высокую отметку. – Вот шовчик, где рука… А, стоя внизу, вообще ничего не видно! Да, левкасчики у вас молодцы! А как славно лик обработали. Кстати, Марина, как добиться, чтобы лик был живой?

– Только с помощью Божией.

– Но ведь каждый лик Троицы и в самом деле как живой. Марина, а в какое время суток Вам лучше работается?

– А как стенку заложили, так и работаешь. В Оптиной в этом плане легче. Левкасчики стараются, чтобы художники работали днём. Поэтому  первый слой они закладывают в час ночи, второй в 5 часов, и я прихожу в 8 и начинаю работать. А вот в Наро-Фоминске был огромный храм, где левкасила одна девушка, мать троих детей. Удивительный человек – всегда весёлая, всё успевала. А нас, художников, было много. И за каждым надо было успевать. Так что там часто приходилось работать и по ночам.

Судьба заказчика

– Марина, а с масляными красками проще работать?

– Проще в том плане, что стенка стоит, и никуда она от тебя не денется. Поработал – отдохнул. Фреску же ты должен сделать, пока она «пьёт». Если ты не успел, то испортил левкас. Усердие большое надо и физические силы.

– Иконы, наверное, писать сложнее. Или это диаметрально противоположная работа?

– Те же святые. Но специфика разная. Но труд, душа и умение – во всём нужны.

– А Вам заказывают именные иконы? Сейчас это очень распространено.

– Заказывают, бывает.

– А как она создаётся?

– Всё так же – по канонам. У нас за плечами огромный опыт предыдущих иконописцев. Если раньше всё было по книжкам, которые были на вес золота, то сейчас много доступной информации. В этом плане стало проще. От чего-то всегда можно оттолкнутся и начать. Например, имя святого – берёшь житие и читаешь, смотришь разные образцы и выбираешь тот, что ложится тебе на душу.

– Это большая ответственность. Получается, что Вы судьбу заказчика пишете? Или это не так?

– Не так, – улыбается Марина. – Я пишу образ святого, а человек на этот образ будет молиться. Поэтому предварительно с заказчиком советуюсь, показываю ему несколько вариантов изображения святого, разные стили. Легче, когда у человека уже есть какой-то образ, который ему нравится.

«Видеть и слышать красоту»

– Марина, у Вас красивая и чистая душа. Иначе Вы бы не стали расписывать храмы. А к чему душа ещё лежит?

– В художественной школе в Козельске преподаю детям. У меня это новый опыт, новый этап в жизни. Это интересно. Я же закончила педагогическое отделение в художественном училище. И вот так жизнь повернулась, что первое образование пригодилось. Вот недавно прошла совместная выставка работ наших учеников и преподавателей в Москве.

– Есть ли среди них будущие Суриковы?

– Дети многие талантливы. Но, кроме таланта, нужно трудолюбие и большое желание заниматься этим делом. Иногда бывает, что ребёнок талантливее других, но менее трудолюбивый и целеустремлённый. Этого ненадолго хватит. А другой, что послабее, но более увлечённый и трудолюбивый, будет себя развивать и перегонит таланта очень быстро. Божья искра – да, но трудолюбие тоже талант. И увлечённость делом – тоже талант.

– Вы счастливый человек, Марина. И детей учите этому.

– Думаю, что да. Я счастливая. Наверное, потому, что Оптина притянула меня в свою орбиту. Это удивительное место, где я занимаюсь своим любимым делом. Теперь вот и ученики есть. Даже если кто-то из них не станет вторым Рублёвым или Репиным, художественное образование, как и музыкальное, всегда пригодится в жизни. Никогда это не лишнее. Это развитие вкуса, расширение кругозора. Надо видеть и слышать красоту. Ребёнка надо этому научить.

– А когда Вы услышали ту красоту, что навсегда связала с иконописью?

– Это случилось в тот момент, когда нам, студентам, дали расписывать в храме Оптиной пустыни лики святых в медальонах. Я ранее вам об этом периоде замечательном рассказывала. Так вот, кому-то тогда достался Святитель Феофан Затворник, кому – Святитель Игнатий Брянчанинов. Этих святых я уже знала. Мне же батюшка дал написать Святителя Спиридона Тримифунтского. А я раньше про него никогда не слышала, и  даже выговорить не могла, да и вообще не была еще в то время воцерковленной. Ладно, думаю, сейчас прочитаю житие его. Беру книгу, и она сразу открылась на его житии. И я увидела, что день его памяти совершается 25 декабря – в день моего рождения.  И тогда я всё поняла – это мой небесный покровитель. Вот такое удивительное знакомство. Вот и здесь – в алтаре храма Всех Святых тоже есть его образ.

– Марина, а чьё мнение для Вас важно? К кому Вы прислушиваетесь?

– У нас соборное творчество, поэтому к мнению духовника игумена Филиппа. Он иконописец, давно занимается фреской, делает мозаику. Ему я показываю свои эскизы, советуюсь, прислушиваюсь к его мнению. К тому же мне помогают советы моих коллег-иконописцев. Одна голова хорошо, а две лучше. Это же работа – поиск цвета, движения, жеста.

«Действительно счастливый человек»

– Вижу, что бликов много на Ваших фресках. Белый цвет в орнаменте будто серебрится.

– Это – обычная известь.

– Удивительно… А какие необычные цветовые приёмы есть ещё?

– Синий цвет видите? Это рефть – чёрная краска, смешанная с белой. Рядом с охрой она смотрится голубой. Охра же с белилами дают солнечный свет, свечение создаётся даже когда в храме сумрак.

– Удивительным искусством Вы занимаетесь… Марина, когда закончите расписывать храм Всех Святых, что будет дальше? Есть какие-то планы?

– Я ничего не планирую. Как господь управит, так и будет. Я не планировала и поездку во Владивосток. Никогда про этот город даже не думала.

– Вы и там бывали?..

– Лет 10 назад принимала участие в росписи храма в честь иконы Казанской Божией Матери. Это был кладбищенский храм, но в советское время его разрушили и на этом месте построили кинотеатр. А в начале 2000-х отдали под храм. Здание представляло из себя сталинский ампир. Глобально перестраивать его не стали,  установили купол. Но там была сложность в архитектурном плане – отсутствие сводов, плоский потолок. Поэтому мы с моим одногруппником Юрой Захаровым поставили перед собой задачу – зрительно сделать его выше. Понятно, что о фреске не могло быть и речи, потому что по бетону фреской писать невозможно. Поэтому расписывали силикатными красками. Но получилось достойно. 

– Столько техник, столько храмов! 

– Так что я действительно счастливый человек – занимаюсь любимым делом и езжу по разным местам, встречаюсь с интересными людьми. А когда захожу в храмы, в росписи которых принимала участие, то даже не верится, что это – моя работа, что здесь я когда-то ходила по строительным лесам и держала в руке кисточку… А храм уже живёт своей жизнью, идёт служба, люди молятся…

Беседовала Евгения Симонова

Фото: Виталий Верескун

Поделись с друзьями:

Ваш комментарий будет первым

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

<
Новости
Мы используем cookie-файлы для наилучшего представления нашего сайта. Продолжая пользоваться сайтом, вы соглашаетесь с использованием файлов cookie.
Принять