Рождественский вечер начался с сильной метели. Антон, уже собравшийся на ночную службу, подошел к самому дорогому для него семейному фото, смотревшему с полки над его диваном. На фото они с женой сидели, обнявшись, под роскошными волосами жены пряталась маленькая хитроглазая дочка. У всех троих счастливые лица. Этому фото года два, а вскоре после того, как этот снимок был сделан, случилось то, что разделило их жизнь на до и после.
Тогда Антон с дочерью Леной вернулись с детского спектакля. Снимая верхнюю одежду, шестилетняя Леночка, переполненная эмоциями и впечатлениями, громко вещала на всю квартиру: «Мама! Мамочка! Ох, и страху я натерпелась! Такая интересная история! Там все актеры – дети из театральной студии, и так здорово играют! Они плыли на корабле в волшебную страну, а злой колдун насылал на них бурю! И страшные волны относили их то к Острову Прощения, то к Острову Непрощения! На первом острове их встречали, привечали и спасали. А на втором было пусто, только выли дикие звери, и там не было ни воды, ни травы, ничего не было!
И злой колдун хотел, чтобы они все погибли там! Но добрая фея прогоняла злую бурю, и они уплывали оттуда! Это так страшно – остров Непрощения! Знаешь, оказывается, надо всех-всех прощать, мамочка!»
Надя помогла дочке переодеться, покормила и отправила спать. А потом вдруг подчеркнуто холодным тоном позвала Антона на кухню – поговорить наедине. «Пока ты водил Леночку на спектакль, я осталась одна, и полностью переосмыслила твои подвиги!»
И прищурившись с какой-то странной, совсем новой для нее гримасой спросила: «А Татьяна
со своей дочкой тоже с вами ходила? И сидели рядом?!» Изумленный Антон спросил: «Ты о чем вообще? И что ты называешь подвигами?»
Накануне Антон встретил в центре города Таню, которую не видел около шести лет. Когда-то он ухаживал за ней, был настроен на серьезные отношения, но, встретив Надю, влюбился и некоторое время прислушивался к себе: кто же та самая? Довольно быстро он выбрал Надежду и, после пары месяцев тесного общения с нею, сделал предложение. Надя знала о его выборе и была рада, что победила. А тут на днях Антон встретил Татьяну, они оказались в одной кофейне, поговорили, узнали, что у обоих есть дочери. Обменялись телефонами.
Антон поведал Наде об этой встрече, так как у них всегда были открытые и честные отношения, да и скрывать что-то причин тут не было. Она тогда выслушала без комментариев и вопросов. Только узнала, сколько лет Таниной дочке…
А сейчас она стояла перед мужем с каменным лицом и взором полным обвинений.
Надя сказала после долгой паузы: «Не сразу я поняла, что ты предал меня! Вспыхнуло прежнее чувство!? Я не так хороша!? Свидание, обмен контактами… Что еще? Оплатил ей миндальный пирог? Там он лучший в районе! Все! Не могу я такое простить! Теперь в нашей квартире для тебя зона непрощения, если угодно – даже остров непрощения!»
Если бы не эта нарастающая тяжесть лица жены и сгущающаяся гнетущая атмосфера, Антон подумал бы, что Надя неудачно шутит. Но было нечто настолько зловещее в самом воздухе около них, что он, растерявшись, стал что-то бормотать, объясняя, что ни свидания, ни пирогов не было, просто случайная встреча. «Если я чем-то тебя обидел, прости», – сказал он…
Ох, как потом он жалел, что почему-то стал виниться и каяться! Потом неделями и месяцами жена повторяла: «Ты сам признал, что было что-то, что предал меня – ведь невиноватые прощения не просят!» А тогда она со злым торжеством в глазах воскликнула: «Не прощу и не забуду! И сейчас же переселяйся из нашей кровати на диван в гостиной! И не вздумай прикасаться ко мне, иуда!» Надя швырнула подушку на диван: «Одеяло возьми в кладовке».
И вот уже около полутора лет он спит по-холостяцки на диване, и живут они в разных комнатах.
Несколько дней после этого отселения Антон надеялся, что Надя успокоится. «Что-то нашло на нее,- думал он.- Ну, глядишь, и отойдет!»
Но шли дни и недели, а это «что-то» никуда не уходило. Наоборот, атмосфера становилась тяжелее и тяжелее с каждым днем. Надя потребовала, чтобы они ели врозь, перестала отвечать на его звонки, присылала сообщения «не звони сюда». Когда он по обыкновению заезжал за ней в фитнес-клуб, она садилась в машину молча, не здороваясь и не благодаря. Потом решила добираться сама, заказывая такси. Правда, она не препятствовала ему общаться с дочерью.
Лену каждое утро отвозил в детский садик папа, забирал оттуда, иногда вдвоем с ней ездил в гости к родителям в деревню. Перед сном он часто, как и прежде, читал Лене что-то вслух, но когда потом девочка, ночевавшая теперь в постели у мамы, просила папу остаться с ними – в этом ей всегда было отказано.
Довольно быстро у Нади возникла новая идея – развод. При этом она подчеркивала, что даже если и простит его когда-нибудь, то жить с ним точно никогда не сможет.
И настал такой вечер, когда придя с работы, Антон весь похолодел: на пальце жены не было обручального кольца.
Проходили недели и месяцы, Антон то принимался уговаривать и каяться в несуществующей вине, то впадал в тяжкое уныние, то прикидывал – где бы найти помощь. Поискал в сети разные каналы по психологии, вышел на нескольких специалистов. С одними совещался онлайн, с другими встречался лично. Вместе с ними вспомнил и проанализировал все, что знал о жене. Пытался вникнуть поглубже в то, какие именно травмы детства и отрочества могли лечь в основание такой неадекватной агрессии Нади в отношении к нему.
Да, в детские годы было у нее много горького: ранний уход обоих родителей, жизнь у бабушки и дедушки, не особо любивших ее, интернат, отсутствие друзей. Вместе с психологами анализировали его ошибки. Антон четко следовал полученным советам и так называемым «методикам», но ничего не менялось.
Разочаровавшись в научно-психологических подходах, Антон решил, что надо искать помощи свыше. Искал он ее самым принятым и известным у нас образом: стал заходить в храмы, ставить перед иконами свечи. И просил о помощи, о скорейшей перемене в жене, о восстановлении их прежней, вполне милой и мирной жизни.
Душевная усталость и уныние неуклонно нарастали, росло и нетерпение в ожидании перемен. Не без раздражения простившись с психологами, Антон остро ощутил свое одиночество перед той темной стеной отчуждения, что встала между ним и Надей. И он решил поискать себе в помощники священника. Порой в вечернее время, а в воскресенье – и с утра Антон стал ходить в разные храмы родного города и присматриваться к батюшкам. Один из них, отец Стефан, расположил его к себе более других. Антон в общем-то не понял – чем именно.
И Антон обратился к нему за советом и помощью. Отец Стефан неспешно и терпеливо выслушал, ни разу не перебил, хотя мужчина говорил сбивчиво, нервно и местами непонятно. Видя, как Антон волнуется, отец Стефан отвел его в сторону, к стене, где была лавка. Усадил, присел рядом сам и временами успокаивал его добрым жестом: тихо трогал за рукав, как бы притормаживая волнение. И каждый раз Антон чувствовал, будто из этой руки в него перетекают покой и вера в добрый поворот событий. Когда Антон умолк, завершив свою печальную повесть, отец Стефан сказал: «У меня создалось впечатление, что тебе мешают две вещи. Во-первых, ты много сил и внимания отдаешь поиску объяснений: почему да как такое могло случиться, а также что да как именно устроено в твоей жене, вернее, в ее душе, раз вы дошли до жизни такой. То есть ты не
столько любишь свою супругу, сколько объясняешь ее. Понять хочешь все-все, по полочкам раскладываешь… А ведь любовь выше понимания! Во-вторых, тебя словно нет в настоящем. Ты то в прошлом – вспоминаешь, как было, и как было хорошо: от этого депрессия. То ты в будущем – мечтаешь, планируешь, страшишься и ждешь: как будет, что будет?! От этого – беспокойство и страхи! А надо быть в настоящем, здесь и сейчас… и любить свою жену и всю семью без всяких объяснений, без проектов и ожиданий. Только уповать на Господа, благословляющего брак! Помнишь, первое чудо Христос сотворил именно на свадьбе, превратив воду в вино? А если устанешь, и покажется, что нет в тебе сил любить – вспомни совет старца Оптинского Амвросия: если видишь, что нет в тебе любви – не отчаивайся! Ты просто делай дела любви, хоть бы пока и
без нее! А Господь увидит эти твои дела и Сам вложит в твое сердце любовь! А дела любви известны: долготерпение, кротость, милосердие, всепрощение…»
Отец Стефан благословил Антона почаще ходить к исповеди и причастию, посоветовал прочесть несколько книг как общецерковного содержания, так и по христианскому пониманию семейной жизни. Антон всем советам последовал, и уже через пару месяцев увидел перемены и в себе, и в атмосфере их квартиры. Он старательно заставлял себя быть здесь и сейчас, с молитвенным усилием прогоняя как воспоминания, так и страхи да мечтательные ожидания. Словно
для жизни дан ему только вот этот нынешний день, и надо всматриваться и вслушиваться в его смысл и задачи. Стараться понять, как эти задачи решить, не нарушая заповедей Божиих.
А Надя больше не озвучивала угроз о разводе, а иногда соглашалась, чтобы Антон вновь
встречал ее вечерами после фитнес-клуба и отвозил домой.
Вскоре Антон обнаружил, что в его отношении к жене появилось совсем новое измерение, и стало расти новое понимание роли мужа вообще и его самого в частности. Ему открылось, что он для Нади не только муж… Он и брат ей, а в чем-то даже отец… Словно он призван рождать и творить как их общую жизнь, так и ее, Надину душу… Более того – что душа-то у них теперь одна, что в браке созидается новый душевный организм. И его надо обновлять и укреплять, и питать благодатными соками. А также – что он за ВСЕ в ответе: не только за свою часть этой общей души, а именно за все… Что семья – это сотворчество двоих, созидающее ткань их жизни, а муж призван быть и сценаристом, и режиссером. А временами – статистом или разнорабочим на подхвате!
Прежде чем уйти в усиливающуюся метель наступающей рождественской ночи, Антон тихо приоткрыл дверь большой комнаты. Лена спала, широко раскинувшись на постели. Надя лежала рядом, глаза ее были закрыты, и он не понял – спит она или нет. Он неспешно перекрестил их обеих и тихо вышел.
* * *
После ночной праздничной литургии отец Стефан пригласил Антона остаться на трапезу, устроенную активом прихода в маленьком флигеле рядом с храмом. Так что домой Антон вернулся позднее, чем предполагал. Но все равно он входил в квартиру на цыпочках, еле слышно: возможно и Надя, и Леночка еще спят. Даже свет в коридоре не стал включать – было не так уж и темно, т.к. свет от уличных фонарей проникал в помещение.
Вдруг на кухне свет включился, и оттуда вышла Надя. «С праздником! – сказала она. – Поешь? Ты же наверняка проголодался! Я приготовила индейку в яблоках и с черносливом! Ведь пост уже кончился, я правильно поняла?»
Надя была одета в самое любимое Антоном сиреневое платье. Волосы ее были красиво уложены.
Она стала поправлять их, и на руке жены Антон увидел обручальное кольцо. Антон замер, словно от изумления прирос к полу, и в наступившей паузе вновь зазвучал ее голос: «Знаешь, я иногда потихоньку листала твои книги церковные и поняла, что наша беда – от моего неблагодарного сердца. Ну, и от глупости, наверное, тоже: ты такой добрый и верный муж… Ни у кого из моих знакомых женщин нет такого… А я… Ты прости меня, если можешь!»
Через мгновение Антон обнаружил, что он крепко держит жену в объятиях и словно со стороны слышит свой голос: «Выходит, у нас тут теперь – Остров Прощения?!» И хотя ночная трапеза с прихожанами вполне насытила его, отправился есть индейку. В яблоках и с черносливом.
Галина Сергеева
Ваш комментарий будет первым